К нам, словно отдельное существо, тянется хобот и болтается из стороны в сторону сперва перед носом у Августа, потом перед Марленой и, наконец, передо мной. Венчающий его выступ, похожий на палец, покачивается и совершает хватательные движения. Ноздри раздуваются и сжимаются, пыхтя и сопя, а потом хобот возвращается назад. Он раскачивается перед своей обладательницей словно маятник, словно гигантский мускулистый червяк. Палец на его конце подбирает с земли пучки сена и тут же роняет обратно. Я гляжу на качающийся хобот и жду, когда он вернется. Даже протягиваю навстречу ему руку, но безрезультатно.
Август глазеет на него в полнейшем оцепенении, Марлена просто глазеет, а я даже и не знаю, что подумать. Никогда не видел таких огромных животных. Она выше меня по крайней мере на четыре фута.
— Это вы слоновод? — спрашивает внезапно образовавшийся справа человек. На нем грязная рубаха, выбивающаяся из-под подтяжек.
— Я главный управляющий зверинца и конного цирка, — отвечает, вытягиваясь в полный рост, Август.
— А где ваш слоновод? — спрашивает человек, сплевывая коричневую от табака слюну.
Слониха вытягивает хобот и похлопывает его по плечу Ударив ее, он отходит подальше. Слониха открывает похожий на черпак рот, словно бы улыбаясь, и принимается раскачиваться в такт движениям хобота.
— А зачем он вам? — интересуется Август.
— Так, хочу ему кое-что шепнуть, больше незачем.
— О чем же?
— Чтобы он понял, во что влип.
— То есть?
— Позовите слоновода, тогда и скажу.
Август хватает меня за руку и выталкивает вперед.
— Вот. Вот мой слоновод. Выкладывайте, во что мы влипли.
Окинув меня взглядом, он заталкивает табак поглубже за щеку и продолжает разговор с Августом.
— Эта чертова зверюга — тупейшее животное на земле.
Август смотрит на него в остолбенении:
— Мне казалось, что это должен быть лучший слон. Эл говорил, что это лучший слон.
Человек фыркает и сплевывает в сторону слонихи струйку коричневой слюны.
— Как вы думаете, если это лучший слон, почему он остался последним? Полагаете, вы — единственный цирк, который подбирает крошки? Да вы вообще на три дня опоздали. Ну, удачи! — Он отворачивается, собираясь уйти.
— Постойте, — тут же окликает его Август. — Расскажите-ка подробней. Она с норовом?
— Не-а, просто тупая как пень.
— А откуда же она такая?
— Бродячий слон. Ее водил какой-то грязный поляк, который сдох в Либертивилле. Городские власти отдали ее почти задаром. Даже не торговались, ведь она ни черта не делала, только жрала.
Август бледнеет:
— Вы хотите сказать, что она даже не цирковая?
Человек перешагивает через веревку и уходит за слона. Возвращается он с дерёвянным шестом около трех футов в длину с четырехдюймовым железным крюком на конце.
— Вот вам крюк. Еще пригодится. Удачи! Что до меня, в жизни больше не подойду ни к одному слону! — Он снова сплевывает и уходит.
Август и Марлена таращатся ему вслед. Я оглядываюсь и замечаю, как слониха вытаскивает хобот из корыта с водой. Подняв его, она прицеливается и выстреливает в уходящего с такой силой, что шляпу у него с головы буквально смывает потоком воды.
Он останавливается. С головы и одежды струями стекает вода. Помедлив, он вытирает лицо, поднимает с земли шляпу, отвешивает изумленным рабочим поклон и удаляется.
ГЛАВА 10
Август пыхтит, сопит и краснеет, если не сказать пунцовеет. А потом резко уходит — должно быть, обсудить новости с Дядюшкой Элом.
Мы с Марленой обмениваемся взглядами и, не сказав друг другу ни слова, остаемся на месте.
Рабочие зверинца один за другим уходят, а животные, которых наконец накормили, устраиваются спать. Хорошо, что этот безнадежный день завершается с миром.
Наконец, мы с Марленой остаемся в зверинце одни и по очереди подносим корм к пытливому хоботу Рози. Когда странный резиновый палец на его конце выхватывает у меня из рук пучок сена, Марлена взвизгивает от радости. Рози покачивает головой и улыбается.
Обернувшись, я замечаю, что Марлена смотрит прямо на меня. В зверинце тихо, если не считать шуршания, посапывания и негромкого почавкивания. Снаружи, вдали, играет гармоника. Мелодия — какой-то вальсок — мне знакома, вот только названия не припомню.
И вдруг непонятно как — я ли тянусь к ней, она ли ко мне — она оказывается у меня в объятиях, и мы принимаемся вальсировать, приседать и подпрыгивать прямо перед низко натянутой веревкой. Кружась, я замечаю, что Рози подняла вверх хобот и улыбается.
Внезапно Марлена отстраняется.
Я замираю в растерянности, так и не опустив рук.
— Ох, — выдыхает Марлена, отчаянно краснея и отводя глаза. — Ага. Ну, вот. Пойдем подождем Августа, хорошо?
Я смотрю на нее долго-долго. Мне хочется ее поцеловать. До того хочется, как в жизни еще ничего не хотелось.
— Да, — отвечаю наконец я. — Да, пойдемте.
Час спустя Август возвращается. Вихрем ворвавшись в купе, он с грохотом захлопывает за собой дверь.
— Этот бестолковый сукин сын заплатил за этого бестолкового сукина слона две тысячи! — провозглашает он, швыряя шляпу в угол и срывая с себя пиджак. — Две тысячи зеленых, чтоб его! — Он падает на ближайший стул и прячет лицо в ладони.