Воды слонам!

— Ой, чуть не забыл! — Всплеснув руками, он торопится к сундуку и, покопавшись, вытаскивает две маленькие коробочки: одну квадратную и одну прямоугольную и плоскую.

Обе в подарочной упаковке.

— Это тебе, дорогая, — протягивает он плоскую коробочку Марлене.

— Ах, Агги! Не стоило…

— А ты откуда знаешь? — с улыбкой отвечает он. — Может, это письменный набор?

Марлена срывает упаковку и обнаруживает синий бархатный футляр. Неуверенно взглянув на Августа, она приподнимает крышку. На красной атласной подкладке сверкает бриллиантовое колье.

— Ох, Агги, — говорит она, переводя взгляд с колье на Августа и озабоченно поднимая брови. — Агги, оно чудесное. Но разве мы могли себе позволить…

— Тсссс, — наклонившись к Марлениной руке, он запечатлевает на ней поцелуй. — Начинается новая эра. Сегодня можно.

Марлена вынимает колье и приподнимает на пальцах. Подарок явно произвел на нее впечатление.

Август поворачивается ко мне и протягивает квадратную коробочку.

Я стягиваю ленту и, аккуратно развернув бумагу, обнаруживаю такой же футляр из синего бархата. В горле у меня застревает комок.

— Ну, давай же! — торопит меня Август. — Открывай! Не стесняйся!

Крышка щелкает. Внутри — золотые карманные часы.

— Август… — начинаю я.

— Что, не нравятся?

— Ну что вы, они просто потрясающие. Но принять их я не могу.

— Можешь-можешь. Бери! — Он хватает Марлену за руку, помогая ей подняться, и забирает у нее колье.

— Не могу. Это очень мило с вашей стороны, но все-таки чересчур.

— Можешь. Бери же, — твердо повторяет он. — Я твой босс, и это приказ. Скажи на милость, почему бы тебе не принять от меня эти часы? Помнится, свои ты недавно отдал, чтобы помочь другу.

Я зажмуриваюсь. А когда вновь открываю глаза, Марлена стоит к Августу спиной, придерживая волосы, а он застегивает у нее на шее колье.

— Ну, вот, — говорит он.

Она поворачивается и наклоняется к трюмо, неуверенно прикасаясь пальцами к бриллиантам.

— Я погляжу, тебе нравится, — замечает Август.

— Даже не знаю, что сказать. Просто изумительно. Ой! — вдруг вскрикивает она. — Совсем забыла. У меня тоже есть сюрприз.

Выдвинув третий ящик туалетного столика, она принимается там копаться, отодвигая в сторону какие-то просвечивающие лоскуты — должно быть, части костюма, и наконец вытаскивает что-то очень длинное, усеянное розовыми блестками. Взяв эту штуковину за края, Марлена слегка ее встряхивает, и она вспыхивает тысячей звездочек.

— Как вы думаете, что это такое? Ну, что это? — сияет она.

— Это… это… что же это? — сдается Август.

— Головной убор для Рози! — отвечает она, прижимая его подбородком и расправляя на груди. — Вот смотрите! Здесь прикрепляем к недоуздку, вот это будет сбоку, а это пойдет на лоб. Я сама сшила! Две недели работала. Как раз подходит к моему костюму.

Она поднимает взгляд. На щеках у нее проступают красные пятнышки.

Август широко распахивает глаза. Нижняя челюсть у него чуть шевелится, но он не в силах выговорить ни слова. Подавшись вперед, он заключает ее в объятья.

Мне приходится отвернуться.

Благодаря уникальным рекламным способностям Дядюшки Эла, шапито набито до предела. Продано столько билетов, что даже когда Дядюшка Эл в четвертый раз просит публику потесниться, становится очевидно, что все не поместятся.

Разнорабочие принимаются натаскивать на манеж сено. Чтобы занять толпу, музыканты играют марш, а клоуны, среди которых и Уолтер, обходят ряды, раздавая леденцы и трепля малышню за подбородки.

Артисты и животные выстроились сзади, приготовившись к параду-алле. Они ждут уже минут двадцать и начинают беспокоиться.

К ним подбегает Дядюшка Эл.

— Эй вы, слушайте сюда! — кричит он. — Сегодня у нас аншлаг, вон сколько соломы накидали, так что держитесь середины манежа и следите, чтоб между вашими зверями и лохами было не меньше пяти футов. Если хоть одного ребенка тронут, собственноручно спущу шкуру с того, чей зверь провинится. Поняли?

Артисты кивают, перешептываются, вновь поправляют костюмы.

Дядюшка Эл заглядывает в шапито и дает рукой сигнал дирижеру.

— Ладно. Поехали! Пусть смеются до упаду. Только пусть не падают, поняли?

Ни одного ребенка не тронули. Каждый хорош по-своему, а лучше всех — Рози. Во время парада-алле она везет Марлену на голове, увенчанной розовым убором с блестками, приветственно выгибая хобот. Перед ней — долговязый клоун, попеременно проделывающий «колесо» и сальто назад. В какой-то момент Рози, вытянув хобот, хватает его за панталоны. Она тянет так сильно, что ноги его отрываются земли. Он возмущенно оборачивается — и сталкивается нос к носу с улыбающейся слонихой. Публика свистит и аплодирует, но клоун старается теперь держаться подальше.

Когда дело близится к номеру Рози, я проскальзываю в шапито и прислоняюсь к трибуне. Пока акробаты раскланиваются и купаются в овациях, разнорабочие выкатывают на середину манежа два мяча — поменьше и побольше, причем оба украшены красными звездами и синими полосами. Дядюшка Эл поднимает руку и, глядя мимо меня, встречается глазами с Августом. Едва заметно кивнув, он подает сигнал дирижеру, и тот переходит к вальсу Гуно.