— Нет-нет, у нас каждая корова на балансе, сами знаете.
— Можно двух-трех телят на мясо пустить. Они еще не на балансе.
— Теленок со временем будет коровой.
— А ученик со временем будет агрономом, зоотехником. Будущая надежда российского крестьянства! А мы их голодом морим!
— Гавриил Васильевич, зачем же так волноваться? Я знаю, вы любите, жалеете каждого ученика. Но не надо забывать и о том, что наша школа должна приучать своих выпускников к лишениям и трудностям, крестьянская работа не признает неженок.
— Ну хоть картошки и крупы прибавьте. Эти продукты не на балансе, ученики сами выращивают.
Баудер поморщил лоб:
— Ладно, подумаю.
После этого разговора прошла неделя, потом другая, ребят кормили по-прежнему скудно.
Однажды, когда ребята были на работе, Потап Силыч, по своему обыкновению, принялся шарить в их котомках. Обследуя котомку за котомкой, он наткнулся на небольшой, туго завязанный узелок. Прикинул на руке — фунта два потянет. Что это такое может быть? Развязал узелок, и на пол посыпался овес.
Глаза Потапа Силыча злобно сверкнули.
— Вот оно что! Выходит, у лошадей взял.
Вечером в школьном дворе выстроили всех учеников. Перед строем поставили виновного. Надзиратель сунул ему в руки злополучный узелок:
— На, держи, чтоб все видели! Хотел его тебе на шею повесить, да Малыгин удержал.
Паренек ничего не ответил и не поднял головы. Он утирал текущие по щекам слезы и тяжко вздыхал.
Вперед вышел Баудер.
— Этого парня вы все знаете, — начал он, — это Диомидов с последнего курса. Он опозорил нашу школу. Он вор, и ему не место в нашей школе. Так и сообщим его родителям.
Диомидов бухнулся на колени:
— Владимир Федорович, ради бога! Делайте со мной что хотите, только пусть отец с матерью не знают!
Ребята затаили дыхание, ждут, что ответит Баудер. Но тот стоял столбом и молча смотрел на парня тяжелым взглядом.
Малыгин побледнел и, подойдя к Диомидову, сказал ласково:
— Встань, Диомидов. Нехорошо стоять на коленях. Встань!
Диомидов послушно поднялся с колен, коротко взглянул на товарищей и снова понурился.
— Диомидов — вор, — сурово продолжал Баудер.
Но тут, перебивая его, кто-то выкрикнул из строя:
— Он голодный, а не вор!
Баудер опешил. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Ч-то т-такое? — проговорил он, задыхаясь от злости. — Кто посмел?! Потап Силыч, отвечай!
Надзиратель и рта не успел открыть, как раздался угодливый голос Поперечного Йывана:
— Яков Гужавин. С нашего курса, Владимир Федорович.
Васли гневно взглянул на Йывана и в сердцах плюнул под ноги.
— Гужа-авин, ну-ка, ну-ка, иди-ка сюда, дай на себя полюбоваться, — с издевкой заговорил Баудер.
Яша смело вышел вперед.
— Красивый парень, ничего не скажешь, — в том же тоне продолжал Баудер. — Ты откуда же будешь родом, такой бойкий?
— Из Русско-Турекской волости. — Глядя на Баудера в упор, Яша сказал твердо: — Если Диомидов вор, так и всех нас надо считать ворами.
— Вот как! — воскликнул Баудер, нахмурившись. — Очень интересно!
— Каждый из нас считает за счастье подежурить на конюшне.
— Это почему же?
— Потому что там можно овса наесться.
— Вот оно что! Значит, все вы воруете овес у лошадей? — Баудер побагровел от ярости.
— Овес, Владимир Федорович, — смиренно ответил Яша, — поскольку есть сено мы еще не научились.
По рядам учеников прокатился смешок.
— Молчать! — рявкнул Баудер. — Потап Силыч, запишите ему выговор.
— Тогда и мне пишите выговор! — крикнул звонкий мальчишеский голос. — Я тоже ел овес!
— И я ел!
— Мы все ели!
— Кормили бы лучше, мы бы не позарились на овес!
— Верно! Верно!
Баудер растерялся. Как видно, перекричать взбудораженных парней он не надеялся, ретироваться не считал возможным. Он подошел к Малыгину и что-то тихо ему сказал. Но тот только отрицательно покачал головой. Тогда Баудер что-то горячо зашептал ему в самое ухо. Малыгин согласно кивнул и поднял руку:
— Ребята, успокойтесь! Послушайте, что скажет вам Владимир Федорович.
— Мы подумаем об улучшении вашего питания, — насупившись, проговорил Баудер. — Потап Силыч, Диомидову запишу выговор. Ну, а Гужавину… — Он бросил взгляд на настороженно притихших парней. — Его я прощаю. Все, можете расходиться.
Ребята разошлись, но успокоились не скоро. Долго еще в общежитии слышались их возбужденные голоса. А вечером, едва Поперечный Йыван переступил порог спальни, как кто-то накинул ему на голову мешок и доносчику устроили «темную». Избитый, он побежал жаловаться Потапу Силычу, но тот даже не стал искать виновных: знал, что все равно виновные не сыщутся. Когда все единодушны — это большая сила, с нею не поборешься.
Глава XIII
БОЛЬШАЯ НОЛЬЯ
В конце лета учеников послали на практику в окрестные деревни.
Васли и Яша Гужавин попали в Большую Нолью. В деревне восемь десятков дворов, по большей части бедняцкие хозяйства. Стоявшие над оврагом домишки — низенькие, маленькие, в два-три окошка, с горбатыми крышами, скособочившиеся, наполовину ушедшие в землю. Наверное, нартасский бык легко мог бы их спихнуть в овраг рогами. Хозяйственные постройки крыты соломой, вместо заборов жердяные изгороди.