Военная фортуна

— Слава Богу, — промолвил Стивен. И, повинуясь одной из редчайших вспышек откровенности, продолжил. — Хотел бы я сказать то же самое. В скором времени в Бостон приедет Диана, и я не знаю, какой курс избрать: то ли навязать ей свое общество, быть может, нежеланное, несвоевременное, или изобразить ледяное безразличие и предоставить ей сделать первый шаг. При условии, конечно, что она предпримет этот шаг, да и вообще знает о моем здесь присутствии.

— Господи, Стивен! — вскричал Джек, но осекся. Собравшись с мыслями, он сел и взял с прикроватного столика письмо. — Помяни черта. Тут для тебя записка, возможно, от нее. Про наш плен сообщали в газетах.

Капитан помедлил немного, потом добавил:

— Хотя не стоило мне говорить про черта. Диана повела себя очень любезно — написала Софи, что мы живы, и я всегда буду благодарен ей.

Записка была не от Дианы. Луиза Уоган просила уважаемого доктора Мэтьюрина заглянуть к ней. Она всегда бывает дома одна после десяти утра, и у нее есть важный разговор. Но прежде чем Стивен успел прокомментировать послание, доктор Чоут и пациенты, располагавшиеся всего в двух комнатах далее, разразились первыми торжественными тактами квинтета до-мажор Клементи. Музыканты играли с такой неустанной виртуозностью и радостью, что зрители замерли в молчании вплоть до мрачного и разочаровывающего финала.

Миссис Уоган была одна, как и обещала, потому что ей не приходилось брать в расчет присутствие рабов, а Майкл отправился с Кэролайн в гости к дедушке. Луиза довольно тщательно принарядилась для встречи, и Стивен заметил изумрудное ожерелье, неожиданно крупное и красивое.

Разговор вышел долгим, и со стороны Луизы Уоган на удивление откровенным. Она напомнила Мэтьюрину о зарождении их дружбы, о его отчаянии при мысли о войне между Англией и Соединенными Штатами, о беспокойстве за судьбу Ирландии, Каталонии, Греции и любой другой страны, где попирается свобода, об осуждении им насильственной вербовки американских моряков в английский флот, о добром отношении к китобоям-янки на острове Отчаяния. Последние, по ее словам, очень привязались к доктору. Дальше Луиза затронула известные Стивену факты, что она училась во Франции и долго жила в Европе, свела знакомство с очень интересными и влиятельными людьми в Париже и в Лондоне, в результате чего получила возможность давать советы определенным американским представителям в этих столицах. Она владела языками, знанием места, связями, представлявшими для этих лиц ценность. Они консультировались с ней и даже поручали конфиденциальные миссии. Целью этих лиц неизменно являлось поддержание мира и свобода родной страны.

Именно во время одной из таких миссий она и стала жертвой английского закона — ее сослали в Ботани-Бей. Англичане хотели ее повесить, но по счастью, нашелся друг, который спас ее шею. Ботани-Бей — чудовищно дикое наказание за настоящий, собственно говоря, пустяк, но Луизе хотя бы казалось, что она избавилась от этих настырных британских секретных агентов. Не тут-то было: их ненависть последовала за ней на борт «Леопарда». Помнит Стивен некие бумаги на французском, что были обнаружены в вещах покойного офицера, и которые капитан поручил Майклу Хирепату скопировать? Стивену припоминалось нечто подобное, но очень смутно.

— Совершенно неудивительно! — заявила она со снисходительной улыбкой. — Вы были так заняты со своими буревестниками. — Потом лицо ее омрачилось. — То была полная фальшивка. У меня есть очень даже весомое подозрение, кто сфабриковал эти документы, при помощи людей из Лондона. В сердце своем я убеждена, что он и сам один из них, хотя в свое время, при его открытых и несколько неотесанных манерах морского волка, мне это даже в голову не приходило. Большинство из этих парней масоны, знаете ли. Короче, моим прямым долгом являлось раздобыть копию, что я и сделала. И когда я отчалила на китобойце, бумаги покоились у меня на груди, и я была так горда и счастлива.

Она засмеялась, сначала тихо, потом все громче и громче — так смешно ей было представлять себя, по-дурацки счастливую и гордую от обладания ядовитыми документами. Заглянула Салли, ухмыльнулась и ретировалась. Стивен разглядывал миссис Уоган и ее вздымающуюся грудь. Из этой женщины получился никчемный тайный агент, но он восхищался ее смелостью и отвагой, ценил острое, такое редкое чувство юмора. Он питал искреннее уважение к ней, а в данный момент еще и плотское стремление к ее телу. Долгое, очень долгое воздержание последнего вояжа довлело над ним, его особенно будоражили ее аромат, ее податливая округлость, эта близость на мелкой, но такой удобной софе. Но что-то подсказывало ему, что сейчас не время, что если раньше ему грозил не слишком строгий отпор, то теперь этот риск присутствует. Мэтьюрин не двигался и не говорил.