Военная история Римской империи от Марка Аврелия до Марка Макрина, 161–218 гг.

Почему же Север изменил свое первоначальное терпимое отношение к христианству? Можно предположить — под влиянием своих прославленных советников, Папиниана и Ульпиана. Оба они были последовательными почитателями древних римских богов, оба придерживались древнеримских идеалов и считали совершенно необходимым для блага государства продолжать старинную традицию. В том числе и традиционно отрицательное отношение к христианству всех предыдущих цезарей. Ведь большинство из них, не исключая благородного Марка Аврелия, пытались всеми возможными способами сдерживать распространение новой религии, усматривая в ней нечто чуждое для Рима, трудно поддающееся контролю государства, а в социальном отношении и вовсе опасное, поскольку основными последователями христианства были представители низших слоев населения.

В почитании же традиционных богов Север всегда был примером для подданных. Он очень серьезно относился к своим обязанностям, являясь верховным жрецом, будучи императором. И в этой должности был первым лицом империи во всем, что касалось культов. Он положительно воспринимал некоторые верховные божества в ряде римских провинций, например, в Африке, его родине, и в Сирии, откуда родом была его жена. С особенным почитанием Север относился к египетскому богу Серапису. Кроме того, Север верил предсказателям и магам, вещим снам, доверял астрологии, впрочем, как и большинство людей того времени.

Ужесточение отношения римских властей к христианству, несомненно, задержало распространение новой религии, быть может, на те самые 100 лет, которые понадобились христианству, чтобы овладеть умами и душами значительной части людей первой половины IV века, в том числе нобилитета, позволив тем самым христианству стать сначала равной, а затем государственной религией Рима. Эти 100 с небольшим лет до Миланского эдикта стали временем последней попытки язычества сохранить своё влияние на людей и свою идеологию жизни и политики в тогдашней Ойкумене, базировавшейся на достижениях греческой, римской, азиатской, финикийской, персидской, египетской и некоторых других цивилизаций дохристианской эпохи.

Консулами следующего, 203 года, Север определил своего брата Публия Септимия Гету и Гая Фульвия Плавтиана. Оба получили по второму консулату. Гета ненавидел Плавтиана, подозревал его в стремлении к узурпации, но боялся раздражить брата, души не чаявшего в префекте претория, поэтому помалкивал.

В конце концов Септимий так избаловал Плавтиана, что тот совсем перестал сдерживаться и, потеряв остатки совести, стал вести себя как полновластный властитель. По словам Кассия Диона, даже чиновник, устанавливавший порядок рассмотрения судебных дел императором, как-то в ответ на приказание Севера, в тот момент ничем не занятого, представить на его рассмотрение какое-нибудь дело, отказался выполнить распоряжение, заявив: «Я не могу этого сделать, пока мне не прикажет Плавтиан». На центральных площадях городов Плавтиану воздвигали памятники, пышностью превосходящие статуи императора, а возводили их и местные власти, и сенаторы, и частные лица. В храмах публично возносились молитвы богам за его здравие. Когда Плавтиан шёл по Риму, охрана требовала, чтобы никто не смел смотреть на него и все отворачивались.

Юлия Домна

А сам Плавтиан проводил дни и ночи в своем квиринальском дворце в самых разнузданных оргиях. Он изрыгал съеденное прямо на пиру, когда уже не мог переваривать пишу из-за обилия снеди и вина; шла дурная слава и о том, как он использовал девушек и юношей, но при этом собственной жене он никогда не позволял ни видеть кого-либо, ни появляться перед кем-либо, даже перед Севером и Юлией, не говоря уже о прочих.

С императором он настолько не считался, что даже позволял себе унижать его супругу, императрицу Юлию Домну. Опутывал ее грязными интригами и делал все, чтобы настроить Севера против жены, опасаясь ее влияния. Всемогущий префект даже подвергал пыткам приближенных дам императрицы и ее приятельниц из высших слоев общества, желая получить от них порочащие императрицу показания. Отлично отдавая себе отчет в намерениях Плавтиана и зная его силу, Юлия наконец решила вообще удалиться от всех государственных дел, вести уединенный образ жизни, занимаясь философией и общаясь только с интеллектуалами.

Среди последних выделялся грек Флавий Филострат, выдающийся эссеист, автор сохранившейся до наших дней биографии Аполлония из Тианы — знаменитого бродячего философа, мистика и чудотворца, жившего в I веке н. э., которого называли языческим Христом. Написан труд был по просьбе императрицы, очень почитавшей Аполлония.

Там были также историки Дион Кассий и Марий Максим, софист Филиск Фессалийский, знаменитый врач Гален, правоведы Эмилий Папиниан, Домиций Ульпиан и Юлий Павел. Возможно, именно к Юлии Домне — «истинной любительнице Платона» — обращается Диоген Лаэртский, автор известных жизнеописаний философов [III. 47].