Военная контрразведка: Тайная война

Все это действовало Иванову на нервы. Выход из положения он искал в пьяных загулах и шумных компаниях. О его похождениях были наслышаны в аппарате атташе. Сотрудники с возмущением говорили «о недопустимости подобного образа жизни для советского разведчика» не только на партийных собраниях, но и во время служебных совещаний. Кизяков, не желая выносить сор из избы, старался как мог гасить волну недовольства и с нетерпением ждал окончания срока командировки Иванова, но так и не дождался. Тот в конце концов сорвался и подложил большую свинью не только себе, но и Кизякову.

В очередной раз под предлогом налаживания оперативно значимых контактов Иванов отправился на встречу. На загородной даче собралась веселая компания сынков болгарских партийных боссов. Вино лилось рекой, столы ломились от закусок, а глаза разбегались от соблазнительного вида пышногрудых и длинноногих красавиц. На одну из них Иванов положил глаз. Через несколько минут разговора они были уже на короткой ноге. Весь вечер и ночь он провел с ней. Его привлекли не столько ее женские прелести, сколько возможность добиться очередной победы на женском фронте над внучкой видного политического деятеля Болгарии.

Победа вышла ему боком. Подвели Иванова собственный язык и не дремавшая болгарская контрразведка. О ней узнали не только в аппарате атташе, но и на самом верху в Москве. Советские партийные боссы разразились громами и молниями. Иванов позволил себе неслыханную дерзость: без санкции руководства покусился на святое партийное наследие братской партии!

Кара последовала незамедлительно. Из аппарата военного атташе Иванов вылетел, как пробка из бутылки шампанского. На сборы ему дали 24 часа.

В Москве Иванова назначили на тупиковую должность — перебирать бумажки и чахнуть до пенсии в информационном подразделении центрального аппарата ГРУ В довершение ко всему жена и рассвирепевший тесть не желали больше видеть блудного зятя и не пустили даже на порог. Потеряв семью, а вместе с ней и дом, Иванов вынужден был скитаться по съемным квартирам.

По вечерам он возвращался в свой холостяцкий угол и от тоски готов был выть на стены. От него отвернулись все. Надеяться было не на кого. Маршал приказал навсегда забыть о нем. Накопившуюся горечь и обиду Иванов топил в стакане. О статье «оперативныерасходы», на которые государство не скупилось для разведчиков, чтобы они добывали ценную информацию, и которые он раньше, не стесняясь, пускал на себя, пришлось забыть. Теперь ему оставалось только кусать себе локти.

Тем временем и сама жизнь в Москве становилась не сахар. Генсек ЦК КПСС Л. Брежнев, в начале своего правления попытавшийся навести глянец на изрядно потускневший облик грядущего коммунизма, вскоре утомился и, как говорится, «лег на должность». Наступила эпоха застоя.

Страна вместе с дряхлеющим генсеком и Политбюро ЦК КПСС все глубже погружалось в болото всеобщего дефицита. Власть коммунистической партии трансформировалась во власть ее гигантского аппарата. Окрепнув и осознав свою силу, этот административный монстр, поглядывавший за «бугор» и в глубине души завидовавший жизни чиновников на Западе, принялся исподволь мостить себе мостик в счастливое капиталистическое будущее.

В дремучей сибирской тайге последние романтики продолжали еще прокладывать БАМ — эту магистральную дорогу в коммунизм, а в Кремле потерявший всякое чувство реальности генсек едва успевал принимать однунаграду задругой. И хотя от них за версту несло запахом самой настоящей «липы», ореол величия все сильнее кружил ему голову. И чем тяжелее становился иконостас на груди Брежнева, тем скуднее выглядели прилавки магазинов. Магическое слово «дефицит» стало в эпоху застоя главным движущим стимулом в установлении деловых отношений с нужными людьми. В то время, когда основная часть населения страны стояла в бесконечных очередях, вожди и номенклатурные работники купались в вызывающей роскоши.

Окончательно выжившее из ума Политбюро ЦК КПСС неумолимо приближалось к своей интеллектуальной и физической смерти. Вместе с ним стремительно разлагался партийнобюрократический аппарат. Не стали исключением и органы государственной безопасности, все более скатывавшиеся с позиций защиты государства к обслуживанию личных, групповых и корыстных интересов крупных и мелких партийных деятелей. Метастазы идейного и духовного разложения поражали карьеристов и так называемых блатников, оказавшихся на службе по протекции или благодаря наличию высокопоставленного родственника. Конец 70-х и начало 80-х годов ознаменовались для отечественных спецслужб небывалым ростом предательства в их рядах.