Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра

— Если считать с войной, то в общей сложности больше 12 лет.

— Вы сказали с войной, — повторил Андропов, и в его голосе зазвучали жесткие нотки. — Сегодня в ГДР проходит самый острый фронт — фронт холодной войны! Под постоянным прицелом находится наша Группа войск!

— Это было всегда. В свое время маршал Малиновский сказал: ГСВГ — это острие нашего копья, направленное на агрессивный блок НАТО.

— Очень точное и очень образное сравнение! — согласился Андропов и подчеркнул: — Противник предпринимает все, чтобы затупить его! В условиях разрядки, провозглашенной нашей партией и Леонидом Ильичом, спецслужбы Запада смещают центр тяжести борьбы в область идеологической диверсии. Поэтому одной из главных ваших задач и задач управления должна быть защита идейно-духовного стержня наших военнослужащих. Вместе с политорганами мы не должны допустить его эрозии!

— Юрий Владимирович, я сделаю все, что в моих силах, чтобы оправдать ваше доверие! — заверил Устинов.

— В этом у меня нет и тени сомнений! Я очень надеюсь на вас, Иван Лаврентьевич, — подчеркнул Андропов, поднялся из кресла, прошел к столу, взял инкрустированный серебром пенал, в нем хранилась ручка с золотым пером, и как-то по-человечески сказал: — Это мой скромный подарок в память о нашей совместной работе.

За долгие годы службы Устинов удостаивался самых разных наград. Эта служила знаком особого расположения к нему Андропова. Оно проявлялось во взгляде и в словах.

— Иван Лаврентьевич, не жалейте о том, что произошло, — тепло, без казенщины, говорил Андропов. — У каждого своя дорога. И не столь важно, где ее закончить, на площади Дзержинского или в Кремле. Гораздо важнее, как по ней пройти. Только дела и поступки имеют значение. Вы, Иван Лаврентьевич, с достоинством идете по жизни.

Устинов ловил каждое слово Андропова. Они шли искренне, от сердца. Его душа оттаивала, из нее уходили горечь и обида. Он был растроган до глубины и не мог сдержать своих чувств.

— Спасибо, Юрий Владимирович! Спасибо за все. Я жил и служил по правде. Я старался делать свое дело на совесть. Я не держу обиды! Вы правы, у каждого своя дорога! Я ее пройду по совести и по чести!

— Вот и договорились, Иван Лаврентьевич. Впредь можете рассчитывать на мою поддержку, — закончил разговор Андропов и на прощание крепко пожал руку.

Покидая кабинет Председателя, Устинов испытывал сложные и противоречивые чувства. Возвратившись к себе, он долго не мог успокоиться. Давно закончился рабочий день. В приемной стихли телефонные звонки. Но что-то продолжало удерживать его в кабинете. В нем в течение трех лет им принимались решения, определявшие характер службы больших коллективов и результаты десятков важных контрразведывательных и разведывательных операций. В этих стенах проходила большая часть его жизни — интересной жизни. Теперь все это остается в прошлом. Завтра кабинет займет другой, и уже он будет направлять деятельность военной контрразведки.

«Кто ты? Военный контрразведчик? Назначенец из ЦК? Сможешь ли приумножить успехи военной контрразведки?» — задавался вопросами Устинов.

«…Да разве это главное, Иван? Главное — это вера в правоту своего дела! В сорок первом она и только она позволила нам выстоять и в мае сорок пятого вбить осиновый кол в гроб фашизма! Но это было тогда. А сегодня смогут ли они, идущие на смену нам — фронтовикам, знающие войну только по книгам и кино, так же как и мы, сохранить преданность революционным идеалам и верность долгу?» — искал ответы на эти вопросы Устинов, и в его сердце возникала тревога.

Ее будили бухнущий на глазах бюрократический аппарат, славословие партийных функционеров в адрес Брежнева, масштабы теневой экономики и приписки в отчетности. Они, подобно раковым метастазам, поражали общество и сознание людей. Не в лучшем настроении Устинов отправился домой.

Его состояние не осталось без внимания жены — Анастасии Никитичны. Новость о предстоящем новом назначении мужа в ГДР не слишком ее огорчила. Она с женским прагматизмом усмотрела в нем добрый знак. Нервотрепка, которую он испытывал на службе в последнее время, отражалась на семье. Радость и покой покинули стены дома. С отъездом в Берлин, как полагала Анастасия Никитична, все напасти должны были остаться в прошлом. Поддержка семьи прибавила настроения Устинову. Мысленно он уже жил предстоящей работой в ГДР. Теперь его больше занимало то, как достойно покинуть пост руководителя военной контрразведки страны.

На следующий день, как обычно, в 8:15 Устинов вошел в приемную, принял доклад дежурного по управлению, ознакомился с текущей оперативной сводкой и затем с головой погрузился в дела. Своим первоочередным долгом он считал успешное завершение оперативных разработок на шпионов Инженера и Карфагена. Агенты американской разведки — они своими действиями наносили существенный ущерб обороноспособности и национальным интересам страны.