Вскоре при посредничестве Стюарта Паренсов «познакомился с двумя интересными субъектами: первый был скопческий староста Матюшев, а второй — богатый болгарин — банкир Евлогий Георгиев».
Проживавшие в Румынии скопцы, хотя и считались румынскими подданными, но находились в то же время под протекторатом русского консульства, которое почиталось ими чуть ли не больше румынского правительства. Объяснялось это тем, что ни один скопец не мог въехать в Россию без особого в каждом случае отдельного разрешения российского консула. Скопцы в Турции преследовались полицией и изгонялись из пределов Оттоманской империи. Таким образом, их можно было привлекать к разведывательной деятельности в пределах Румынии, и в первую очередь на нижнем Дунае — о движении турецких судов, о запасах продовольствия, заготавливаемого турецкими агентами в Галаце и Браилове.Евлогий Георгиев, холостой миллионер, ревностный патриот, безвозмездно финансировал болгарское освободительное движение. Источником его богатства, кроме банковских операций, являлась значительная хлебная торговля. Склады зерна имелись во многих придунайских городах: Ольтинице, Галаце, Журжеве и далее вплоть до Калафата, а также имелись его представители в Шумле, Рущуке, Систове, Габрове и др. населенных пунктах. Георгиев охотно вызвался содействовать сбору сведений о турках. Евлогий Георгиев, по словам Паренсова, «взял на себя роль 1-го агента, а для поручений особой смышлености и в то же время требующих смелых и рискованных путешествий, выписал из Вены своего коммерческого агента, Начовича, говорящего по-французски».
Происходивший из богатой болгарской семьи, занимавшейся торговлей, Георгий Начович имел большие связи и знакомства по обе стороны Дуная, «был неисчерпаем в изобретении способов и уловок добывать сведения
», сделался ближайшим помощником Паренсова, «правой его рукой и продолжал свою дея-тельную работу до перехода нашей армии через Дунай». Деятельность Начовича была бескорыстна и безвозмездна — за все время сотрудничества с разведкой он ни разу не взял денег за свои труды.Вскоре с помощью Начовича было подобрано несколько агентов, которые были отправлены за Дунай на турецкую территорию: один был послан в Рущук, другой — в Шумлу и третий — в Турн-Магурели и Никополь. Инструкции агентам давались устные, «причем, конечно, приходилось читать целые лекции разных военных наук и прорепетировать уроки».
Все это было далеко не просто, так как приходилось обращаться к услугам переводчика, если таковым не выступал Начович. Давать письменные инструкции, как вскоре понял Паренсов, было весьма опасно, во-первых, для самого направляемого, во-вторых, перед противником раскрывались детали проявляемого к нему интереса.Вместе с тем переправа через Дунай, перемещение по заранее обговоренному маршруту и возвращение назад, вновь через широкую реку, далеко не всегда были под силу одному разведчику — «агенту-ходоку». Поэтому вся задача добывания разведывательных сведений нередко дробилась Паренсовым с его помощниками на несколько частных, не менее ответственных, сложных и опасных задач, выполняемых различными людьми.
«Для ускорения дела»
приходилось иногда посылать Начовича со словесными инструкциями к другому агенту в одном из прибрежных мест Дуная (на румынском берегу), а последний, в свою очередь перебравшись через Дунай, передавал поручение третьему агенту. По сути, это был «совокупный» «агент-ходок», который должен был посетить интересовавшие Паренсова районы и выяснить наличие в них турецких войск и их состав. Сам Начович, будучи скомпрометирован в глазах турецкого правительства, не мог переправляться на турецкую территорию. Подобный способ постановки задания приводил к большой затяжке по времени, искажению самих инструкций, а ведь следовало еще дождаться ответа. Провал в одном звене срывал всю операцию. Паренсов вскоре убедился в неэффективности системы использования агента («агентов-ходоков», «агентов-маршрутников»). Более того, далеко не все посылаемые агенты на незнакомой местности могли правильно оценить увиденное, разъезды агентов требовали много времени, вследствие чего доставляемые ими данные теряли свою оперативность. Как вспоминал разведчик: «приходилось… вести дело хотя и добросовестно, но, строго говоря, — неудовлетворительно» (Паренсов П.Д. Указ. соч. С. 114).