Военно-морские рассказы

Где-то в недрах корабля задребезжал звонок.

— Опять тревога, — тоскливо протянул наблюдатель.

— С чего бы? — недоумевал сигнальщик. — Вроде бы не должно быть. Да и звонок какой-то... непонятный.

Звонок и вправду был непонятным. Резким и непрекращающимся.

— Длинный? — неуверенно предположил наблюдатель.

Сигнальщик пожал плечами и завозился, готовясь слушать. Все равно объявят... после звонков.

Звонок оборвался.

— Не, короткий... наверное, — сказал сигнальщик. И снова пошевелился.

В глубине снова загрохотало.

— Да, что они там?... — недоумевал наблюдатель. — Что за звонки?

Грохотало долго. Пока сигнальщик не убрал локоть с «клювика».

Вот оно что, — мгновенно смекнул он. — Это я... значит...

И в глазах его — зорких и наблюдательных — плеснулся ужас. Что с ним сделают, когда выяснят, а выяснят очень быстро (даже не надейся)...

Наблюдатель от греха подальше провалился куда-то вовнутрь своего блестящего реглана.

Бывают в жизни моменты. Когда что-то изнутри, что-то, таившееся там со времен доисторических предков и поколениями ожидающее своего часа, вырывается наружу.

Это инстинкт. Инстинкт самосохранения.

Этот инстинкт, как вихрь, сорвал сигнальщика с места, бросил к двери в рубку...

Свесившись, как обезьяна, (на палубу ни ногой!) он открыл дверь и сунув вовнутрь голову с глазами — огромными как две луны — сказал, старательно делая недоумение:

— А что это за звонки?

Он еще рот раскрыл. Ну... дабы... соответствовать...

— А черт его знает, — с таким же недоумением в глазах ответил вахтенный офицер, для которого эти звонки были еще более полной неожиданностью.

Не пережать бы, — подумал сигнальщик. Он смотрел в глаза вахтенному офицеру еще ровно пятнадцать секунд, после чего вернулся на рыбины.

— Слава богу, хоть додумался, — приветствовал его возвращение наблюдатель откуда-то из глубины реглана.

— А, — отмахнулся сигнальщик. — Прорвемся.

Сигнальщика начала колотить крупная дрожь. До него наконец-то дошло.

А в глубине...

Звон, расколол сонную тишину, взметнул одеяла, срывая с коек защитников Родины.

— Что?

— Что?!

— Что за звонки?!

А руки сами ныряли в рукава, пальцы застегивали пуговицы, ноги неслись к боевым постам...

— Да что ж за звонки?!

— Что это за звонки? — спросил проснувшийся и ничего не понимающий командир у дежурного по низам.

— Не знаю, товарищ командир, — развел руками тот.

— Вахтенный! — проревел кэп в «каштан». — Что это за звонки?!

— Понятия не имею, — товарищ командир, — совершенно искренне ответил вахтенный офицер.

— А... а может... замкнуло, — неуверенно предположил дежурный по низам.

— Может... и замкнуло, — ответил командир. И махнув рукой, добавил: — Объяви... там...

И ушел командир, скрылся в каюте, хлопнув дверью.

— Команды звонками не числить, — объявил дежурный по низам.

После чего вернул «соску» на место и добавил несколько употребимых повсеместно слов, характеризующих его отношение к воинскому долгу.

Понемногу затихал ночной переполох. Заснул в каюте командир, задремал в столовой дежурный по низам, яркий свет сменил темно-синий, маскировочный.

— Пронесло, похоже, — решил сигнальщик и вернулся к созерцанию темного горизонта.

— Утром узнаем, — наблюдатель медленно, как черепаха, вытянул голову из ворота.

Утром сигнальщика и наблюдателя допрашивали по отдельности. Оба старательно изображали недоумение, разводили руками и смотрели строго вовнутрь себя.

Обошлось. А ночной переполох списали на замыкание.

Всякое бывает

Время стремительно близилось к обеду, а осмотровая группа все никак не могла завершить начатое. Чуть ли не рассвете «поймали» японскую плавбазу. И до сих пор ее... осматривали. Добросовестно примеряя на перепуганных и косоглазых личины шпионов, контрабандистов... ну, или хотя бы, браконьеров.

Получалось плохо. Совсем не получалось, если честно. Но... примеряли.

Испуганные японцы выполняли все приказания, поминутно кланялись и бросали на наших взгляды, в которых было поровну восторга и почтения. А потому что японцы едва-едва дотягивались нам до плеча. А если еще учесть их хрупкие телосложения...

— Ну что там? — Командиру не терпелось. Он приплясывал на мостике и яростно давил тангенту. — Нашли что-нибудь?

— Нет, товарищ командир, — отвечал ему командир осмотровой группы. — Все, вроде бы,..

— Вроде бы, вроде бы, — раздражался командир. — Ищи. Хоть умри там, но найди!

— Есть, — отвечал командир осмотровой группы. — Есть... найти...

И в сотый уже раз смотрел на столбики иероглифов, покрывавшие страницы судового журнала.

«Что тут можно найти? — недоумевал он». Равнодушные иероглифы расплывались и двоились.

Японский капитан был вежлив. И суров. Как настоящий самурай. Он молча смотрел на командира осмотровой группы и пытался разрешить для себя знает ли тот японский язык. А если не знает, то почему смотрит так пристально. Ведь все это можно спокойно прочесть и по-английски. Зря, что ли писали?

— Курва косоглазая, — шепотом выругался командир осмотровой группы. И с треском захлопнул журнал.

«Самурай» важно кивнул.

Неужто понял? — мелькнуло у нашего. — Будет еще... скандал... международный.