Военное дело древних персов

Согласно традиции, персидские цари Ардашир I, его сын Шапур I (242–272 гг.) и Хосров I Ануширван (531–579 гг.) были настоящими библиофилами — собирателями книг, которые они привозили из разных стран, в первую очередь из Греции (Византии), Индии и даже Китая[470]. Еще К. А. Иностранцев заметил близость сасанидской и византийской военных теорий[471]. Действительно, так называемый «Византийский аноним VI в.» (как считается, часть работы Сириана Магистра) рассматривает аналогичные персидским сюжеты: характеристики стратига, антиполиоркетика, вооружение, конная фаланга; лагерь, персонал полководца, построение фаланги; время начала сражения; ночной бой; засады; разведчики (Anon. Byz. De re strat., 4; 13; 16–17; 27–43). Такое сходство вполне могло возникнуть не только из близости военных реалий обеих империй, персидской и византийской, но и из-за прямого влияния тогда уже почти тысячелетней традиции греческих военных трактатов на недавно появившуюся сасанидскую военную теорию. По крайней мере известно, что персы активно переводили греческие сочинения[472].

Пехлевийская военная теория, насколько можно судить, была направлена не просто на теоретические построения, а на практическое использование[473]. Ведь, к примеру, на рубеже VI–VII вв. автор «Стратегикона» дал такую характеристику стратегии противников-персов: «Скорее замыслом и стратегией многое из задуманного стремятся совершить, заботясь о строе, а не о храбрости и стремительности» (Mauric. Strat., XI, 1, 3). Следовательно, персидские военачальники стремились сначала тщательно продумать свои военные замыслы, а уже затем приводить их в исполнение. При этом важны были не только имеющиеся практические навыки командиров «штаба», но и знание военной теории. О том, что сасанидская военная практика, в свою очередь, стала влиять на противников византийцев, свидетельствует тот же «Стратегикон», автор которого рекомендовал уметь стрелять из лука по персидскому способу (Mauric. Strat., XII, 8, 3), а мандаторам-глашатаям знать не только латинский и греческий, но и персидский язык (Mauric. Strat., XII, 8, 7, 1). А об обратном влиянии сасанидской военной теории на греческую свидетельствует «Тактика» Никифора Урана, который использовал в своем обширном труде прямо или посредственно компендий Ардашира. Переводы же на арабский язык пехлевийских военных трактатов ясно свидетельствуют и о влиянии военной мысли персов на исламскую военную культуру.

Заключение

Персидское войско Ахеменидской эпохи вовсе не представляло собой некую неупорядоченную орду, как это может показаться из описаний греческих авторов. Наоборот, оно скорее было наиболее передовым для Востока своего времени, впитавшим в себя ассирийские военные достижения посредством включения в состав империи в первую очередь Мидии и Вавилонии. Военные и культурные традиции родственных персам мидян были наиболее близкими Ахеменидам и активно адаптировались последними. Не случайно же в течение около сорока лет второй половины VI в. до н. э. персы покорили государства и племена на обширном пространстве от Малой Азии до Индии.

Кампания тщательно планировалась, собирались сведения о потенциальном враге. Специальные службы «уши царя» (видимо, тайная полиция) и «очи царя» (инспекция) также ситуационно собирали информацию о противнике. Персы умели брать укрепленные города, используя уже существовавшие способы осады (насыпи и подкопы) и специальные машины. Непокорное местное население казнилось, увечилось или переселялось в другие районы империи. Морской флот служил существенной помощью для проведении наземных наступательных операций, доставляя войска и провизию. Обычное взаимодействие пеших метателей и воинов с большими щитами было достаточно эффективным против восточных народов, главной поражающей силой которых были пешие метатели, а ударной силой — конница. Такое смешанное пешее построение позволяло успешно отражать атаки противника и в то же время при необходимости вести постоянное небыстрое наступление на врага, вытесняя его с поля боя. Об эффективности такого смешанного строя свидетельствует создание в последний год правления Александра Македонского смешанной македонско-восточной фаланги[474]. Однако против конных скифских кочевников и тяжеловооруженной пехоты греков такая тактика не срабатывала. В первом случае неудачи были вызваны худшим качеством конницы и знаменитой «скифской» стратегии отступления, а во второй — недостатками в обучении и отсутствии хорошо вооруженной пехоты.