То, как он справился с отчаянной ситуацией в начале своего правления, и его отношения с Коринфским союзом показывают, что, несмотря на неопытность и юный возраст, он был искусным государственным деятелем. Хотя разрушение Фив этому, возможно, и противоречит, но, поскольку у Фив была дурная слава, происшедшее скорее ужаснуло, чем возмутило греков и многими рассматривалось просто как возмездие за уничтожение Фивами независимых государств Платей, Феспий, Коронеи и Орхомена после сражения при Левктрах. Его мягкое обращение с Афинами, городом столь же виноватым, как и Фивы, свидетельствует о его дипломатической проницательности и – учитывая его темперамент – о замечательном умении владеть собой. Видимо, многие македонцы ждали от него более жесткого курса, однако сам Александр понимал, что Афины воплощают в себе все лучшее, что есть в Греции, и культура их слишком ценна, чтобы ее уничтожить. Всю жизнь, несмотря на то что Афины без конца против него интриговали, Александр добивался расположения афинян, поскольку только это могло увенчать его великий труд.
Даже в этот ранний период своего правления он, вероятно, рассматривал Эллинский союз, детище его отца, в качестве временного орудия; там, как и в будущих его повторениях – Лиге Наций и ООН, – притворное братство маскировало личные интересы, а за видимостью политического равенства скрывалось жесткое противостояние. И все же его ценность как инструмента политики должна была быть очевидна для Александра, как и для его создателя, его отца. Союз, со всеми его претензиями, придавал власти Александра видимость законности: без такого оправдания греки не приняли бы его как своего верховного представителя. Хотя как государственный деятель он выдвинул идею «войны отмщения», нашедшую отклик в сердцах, он ясно отдавал себе отчет в том, что политику нельзя строить на ненависти. Тем не менее он остался лояльным к установлениям союза вплоть до конца своего правления, когда, отбросив всякое притворство, потребовал для себя божеских почестей.
Что бы ни было его целью, когда он переправился через Дарданеллы, – а включение в состав экспедиции историков, географов, ботаников, зоологов, металлургов и других ученых предполагает, что он не ограничивался какой-то одной задачей, – основным его намерением было освободить древние греческие города Малой Азии, которые со времени завоеваний Кира входили в состав Персидской империи. Эта задача не имела ничего общего с отмщением, которое, возможно, осуществлялось уже после освобождения. Но и само освобождение имело в виду чисто политические цели, которые, будучи достигнуты, помогали решению стратегических проблем. Эти проблемы, как показали дальнейшие события, были ясны Александру, и главная состояла в том, что греческие земли, с учетом мощи и богатства Персии, а также преимуществ персов на море, – не будут в безопасности, пока оба побережья Эгейского моря не окажутся в руках греков. Освобождение оказывалось эфемерным, если освобожденные города не могли гарантировать спокойствие восточного побережья. Поскольку они не способны были гарантировать такую безопасность, а, наоборот, следовало гарантировать безопасность им самим, то единственным способом добиться этого было двигаться к восточным границам в направлении Галиса (река в Малой Азии). Таким образом, с самого начала кампании идеологические цели уступили место стратегической задаче обеспечения безопасности, в результате чего Александр стал продвигаться на восток, ибо для достижения полной безопасности следовало подчинить всю Персидскую империю.
Это была долгосрочная программа, исполнение которой привело Александра к реке Биас, и одновременно она подсказала ему политические средства, без которых цель была едва ли достижима. Хотя он пришел в малоазиатские греческие города как освободитель, он был македонец, и их жители, с которыми персы обращались довольно сносно, сомневались, принесет ли им благо перемена властителя. Но когда после победы при Гранике Александр стал относиться к ним, как к свободным союзникам, сохранив и восстановив их старые формы демократии, освободил Или– он, Эритры, ионийские и этолийские города от выплаты дани, украсил храм Афины в Илионе, приказал восстановить Смирну и перестроил Клазомены, освятил храм Афины в Приене, приказал восстановить храм Артемиды в Эфесе, который был сожжен в год его рождения, и повсюду выказывал почтение к эллинским традициям – греки стали смотреть на него не только как на освободителя, но как на отца, обретшего давно потерянных детей.