Военные противники России

Когда началась Великая французская революция, Лефевру было 33 года, более 16 из которых он отдал военной службе, дослужившись за это время в королевской гвардии до звания старшего сержанта. Это был предел военной карьеры для полуграмотного простолюдина. Однако революция открыла перед такими, как он, выходцами из народа широкие перспективы. Уже через полтора месяца после ее начала сержант Лефевр становится офицером. Об этом при прежнем порядке он не смел даже и мечтать. Весной 1792 года начинаются Революционные войны Франции. Проявивший выдающиеся военные дарования на полях сражений за свободу и независимость Франции вчерашний сержант Лефевр всего лишь за полтора с небольшим года проходит путь от капитана Национальной гвардии до дивизионного генерала, получив генеральские эполеты в 38 лет. А еще через 10 лет сын мельника становится маршалом Франции. Карьера поистине феноменальная! Таковые случаются только в периоды эпохальных потрясений, каковым и была Великая французская революция.

Лефевр нисколько не стеснялся своего «низкого» происхождения. До конца жизни, несмотря на свое высокое положение, он сохранил привычки скромного провинциала-простолюдина. Став маршалом, а затем и герцогом, Лефевр наотрез отказался расстаться со своей женой, бывшей прачкой, которой мало подходила роль придворной дамы, полагавшаяся ей как жене маршала Франции и герцогине Данцигской. Между прочим, бывшая прачка Катрин Юбше, ставшая по прихоти судьбы женой маршала Франции и герцогиней, была в годы Первой империи своего рода знаменитостью, с которой вынуждены были считаться и прирожденные аристократки. Постоять за себя чета Лефевр всегда умела, не особенно утруждая себя при этом изысканностью манер. Так, насмешкам при дворе по поводу его происхождения маршал Лефевр быстро положил конец, действуя так же решительно, как он привык это делать на войне. Когда однажды один из молодых, но нагловатых придворных начал в его присутствии довольно громко перечислять длинный ряд своих титулованных предков, то Лефевр самым бесцеремонным образом тут же прервал его: «Молодой человек! Не бахвальтесь в моем присутствии своими предками, я — сам предок!»

Грубость Лефевра была хорошо известна, но она у него самым причудливым образом сочеталась с только ему присущим добродушием и солдатской прямотой. Однажды (дело было в Германии) он совершенно случайно натолкнулся в крестьянском дворе на группу солдат, разделывавших украденного поросенка. Факт мародерства был налицо, и застигнутые на месте преступления солдаты уже посчитали себя обреченными — их ожидал военный суд и неминуемый расстрел. И как же повел себя в этой ситуации маршал Лефевр? Сам бывший солдат, долгие годы тянувший солдатскую лямку и прекрасно понимавший душу солдата, хорошо знавший, что такое голод на войне, толкавший солдат на противоправные действия, он первым делом обрушился на мародеров с потоком отборных ругательств, напомнив им, какого наказания они заслуживают и что их ожидает. Стоя навытяжку перед разъяренным маршалом, провинившиеся солдаты уже воочию представляли себя перед расстрельным взводом и мысленно прощались с жизнью. Но вдруг Лефевра словно подменили. Отведя душу и исчерпав запас ругательств, он закончил свое «внушение» добрым напутствием: «Мерзавцы! Разбойники! Живо убирайтесь отсюда вместе со своей добычей, да постарайтесь не попасться на глаза патрулям!» Обескураженные таким неожиданным поворотом дела, солдаты растерянно моргали глазами, не двигаясь с места. «Я сказал — вон отсюда!» — рявкнул маршал. Мародеров будто ветром сдуло… Естественно, такого рода поступки Лефевра становились достоянием широких солдатских масс, поэтому его авторитет в войсках был весьма высок. В немалой степени этому способствовали и его каждодневная забота о подчиненных, доступность и простота в общении с ними, выдающаяся личная храбрость в боевой обстановке, стойкость и мужество в кризисных ситуациях. А еще Лефевр славился своим зычным голосом, который способен был перекрывать грохот боя. В то же время он очень не любил трусов, особенно на войне, и под горячую руку мог пойти по отношению к ним на самые крутые меры.

Малограмотность Лефевра иногда выводила из себя даже Наполеона. «В его корреспонденциях видно такое слабоумие, что я ничего не могу из них понять», — не раз жаловался император в своем окружении. Но природный ум и солдатская сметка всегда выручали герцога Данцигского. Однажды на военном совете (дело было при осаде Данцига в 1807 году) Лефевр долго и терпеливо слушал наполненные техническими подробностями доклады инженера и артиллериста, а когда они закончили, без обиняков заявил: «Я мало что понимаю в этом деле, но вы мне пробейте только дыру в обороне противника, а я уж как-нибудь в нее втиснусь!»