Военные рассказы

Федор еще задолго до этого придумал, как подобраться к мосту. Метров за четыреста от него все вошли в реку. Осторожно брели в холодной осенней воде, погрузившись по шею, потихоньку проталкивая вдоль берега замаскированный ветками плот. Нелегкое дело, хлопцы, несколько часов подряд пробыть в такой воде. Но наших ребят согревала надежда. Под мост проникли удачно. Даже овчарки ихние не услышали — так тонко было сработано.

Заложили мины, тол, осталось только шнур зажечь— тут-то их как раз и обнаружили. Осветили ракетами, обстреляли. Полезли под мост. Наши отстреливались из пистолетов — автоматов с собой не брали. Один из Федоровых друзей был сразу убит, другой — ранен.

«Прыгай в воду! Плыви!» — приказал ему Федор. «А ты?»

«За меня не беспокойся».

«Поплывем вместе…»

«Ты чего? Командира не слушать? Болва не уйдет, покуда приказ не выполнит. И ты выполняй. Ну!»

Партизан бросился в реку. Еще один раз его ранили, чуть было не утонул, но все же на берег выбрался, а утречком его наши подобрали.

Федор притих. Он не отстреливался — торопясь приспособить к огромной мине взрывной капсюль. Фашисты решили, вероятно, что партизаны все уничтожены, полезли к опорам, столпились наверху моста. А когда подошли к неподвижному Федору, тут-то он и взорвал мину. Мост взлетел на воздух…

Нестерчук умолк. Весело пылал в печурке огонь, а в лесу бушевал ветер. Молодые партизаны сидели словно окаменевшие.

— Нет нашего Федора… Зато та железнодорожная линия еще не действует и по сей день. Мы поклялись, что она не начнет действовать, пока здесь будут находиться фашисты, — помолчав, сказал Нестерчук.

— Да. Вот это был настоящий человек! — сказал тот, что огрел полицая по загривку.

Остальные в знак согласия лишь кивнули.

Спустя минуту так же, как и огонь в печке, вспыхнул оживленный разговор:

— Это человек был необычайной смелости, — сказал один.

— А что ему еще оставалось делать?

— Как что? — удивился чубатый. — Ведь мог же и он броситься в речку, не взорвав моста. Вот это герой!

Выслушав их спор, Нестерчук сказал:

— Он был самым обыкновенным парнем. Таким же вот, как и вы. Но в борьбе с врагом раскрылись его необыкновенная сила и чувство, которые оказались сильнее смерти.

— Какое же это чувство?

— Чувство любви к Родине, к своему народу. Эта любовь придает человеку силу принести себя в жертву во имя счастья Родины и всего народа. А разве у вас, товарищи, нет этих чувств? Есть, есть, хлопцы. Вы еще такие чудеса творить будете… Попомните мое слово! А теперь спать, спать.

Парторг выпрямился, распрямил спину, одним движением широких плеч поправил на себе полушубок, ласковым взглядом окинул зачарованных слушателей. По всему было видно, что им совсем не хотелось спать.

Когда Нестерчук укладывался на своем месте, к плечу его кто-то прикоснулся. Обернувшись, парторг по блеску глаз и черным взлохмаченным волосам узнал чубатого. Парень горячо прошептал:

— Товарищ Нестерчук! Я вас очень прошу — пошлите меня в минеры.

Нестерчук видел: в глазах парня нет уже той знакомой ему кротости, они светились решительностью и отвагой, а с губ слетела полурастерянная улыбка.

«Такой и впрямь может заменить Федора», — подумал довольный Нестерчук. Он поймал горячую руку парня и крепко ее пожал.

— Хорошо. Я верю…

— И ребята тоже… Они смелые…

Он еще что-то шептал на ухо восторженно, убедительно. А тем временем в лесу усилилась буря: глухо и жалобно стонали деревья, ломались сухие ветки, гулко бились о промерзшие стволы. И Нестерчук не мог разобрать слов той клятвы, которыми клялся счастливый молодой партизан.

1944

Земля

Отряд остановился возле Десны. Уставшие за день лошади отдыхали в молодом лесочке. В наступающую ночь они должны пройти не менее пятидесяти километров. А летняя ночь короткая. Партизаны были заняты каждый своим делом — кто чистил оружие, кто чинил обувь, но большинство отдыхало; нашлись также и энтузиасты рыбалки. Они поймали несколько килограммов рыбы, и Данила Мокроус загорелся желанием приготовить «косарский» ужин. Появились у него и помощники — главным образом молодежь, для которой он считался покровителем. Быстро раздобыли котел, а потом — кто принялся чистить рыбу, кто картошку, кто устанавливал треногу и разводил костер. Мокроусу оставалось только командовать ими. И хотя сам он, казалось, ничего и не делал, но забот у него было больше, чем у других.

Когда же огромный котел закипел, все уселись вокруг костра, то и дело поглядывая Даниле в рот — любили послушать бывалого партизана. А Данила рассказывать умел, и, главное, у него было о чем рассказать.

Я присел за кустами на берегу реки. Десна катила свои воды лениво, спокойно, в ее глубине застыло голубое вечернее небо, по которому еле заметно ползли на запад обрывки белых как вата облаков. Воздух был душный, вода манила, звала к себе, но я притих под кустом. Во-первых, отдохнуть хотелось, а во-вторых, я невольно начал подслушивать беседу Данилы.