Признаваться в этом нелегко, но коли уж взялся на старости лет говорить правду, надо рассказать и об этом. Чтобы люди узнали, как разведка порой уродует души и жизни людей, которые вынуждены с ней соприкоснуться…
— Графиня Фьорелла Империали — первая и пока единственная женщина-дипломат фашистской Италии, — сказал мне наш резидент товарищ Гольст, — хорошенькая, образованная, гордая, богатая, своенравная, старше вас почти на десять лет. Вы поняли? На ней поломали зубы многие. Деньги ей не нужны, мимолетных романов у нее и без нас достаточно. Но мы должны к ней подобраться.
К советским людям она относится без предубеждений. С интересом. Вот вам и лазейка. Заинтересуйте ее разговорами на культурные темы, а потом инсценируйте любовь. Только не спешите: графиня не дура. Не испортите дело грубой игрой. Даю вам год или два. Потом делайте ей предложение.
— То есть как?
— Да так. Предложите увезти ее сначала в Москву, а потом в Вашингтон, куда вас, якобы, отправляют в десятилетнюю командировку на должность второго секретаря посольства. Бумаги вы ей покажете, все будет в порядке.
Распишите светскую жизнь в Москве и в Америке, а когда она клюнет и физическая близость войдет в потребность, вы печально, со слезами на глазах, вдруг объявите, что Москва боится предательства с ее стороны и нужно какое-нибудь доказательство ее искренности и окончательного перехода к нам. Так, какой-нибудь пустяк, пара расшифрованных телеграмм. Потом еще и еще. Даст один палец — потребуйте второй, а потом и всю руку. А когда женщина окажется скомпрометированной, берите всю целиком: нам нужны шифры и коды, вся переписка посольства. Срок выполнения — три года. Поняли?
Я был молод и недурен собой. Задание казалось любопытным приключением, а сама графиня Импери-али — крепостью, взять которую для меня было бы большой честью.
Я начал работать. Но вскоре пришла страстная любовь к другой женщине — Иоланте. Она мне ответила взаимностью, и мы поженились. Несмотря на женитьбу, я продолжал разрабатывать порученное мне дело графини.
И ночи в двух постелях продолжались — в одной я спал как муж, в другой — как помолвленный жених. Наконец, настало страшное мгновение: я потребовал от Фьореллы доказательств бесповоротности ее выбора. Она принесла какой-то пустяк.
— Нет, этого мало, — сказал я ей потом. — Мост за собой надо сжечь дотла.
И через несколько дней она ухитрилась привезти пакет, в котором оказались все шифровальные книги посольства, умоляя:
— Только на час! На один час!
Я посмотрел на это искаженное лицо и содрогнулся. Но зато потом товарищ Гольст похлопал меня по плечу.
— Ждите орден. Успех необыкновенный!
Дней десять спустя я получил от него вызов. Несся, не чувствуя под собой ног.
— Э-э-э… — начал мямлить Гольст. — Вы понимаете… Вы знаете…
— Да в чем дело? Говорите прямо! — взорвался я, почувствовав недоброе.
— Мы ждали похвалы за вашу успешную работу, а Москва ответила одним только словом: «Законсервировать».
Я сел на стул. Сжало сердце. Мы молчали.
— Я живой человек, не рыбный фарш, — сказал я хрипло. — Что значит законсервировать линию, добытую трудом трех лет?
Резидент вяло махнул рукой.
Во мне кипела ярость.
— Я опоганил три человеческие души — любовницы, жены и свою собственную. Три года я делал подлость и теперь, когда добыл для Родины желаемые секреты, вы мне отвечаете: «Не надо!» А где все вы были раньше?!
Резидент пожал плечами и вдруг криво усмехнулся.
— Они испугались. Вы разве не поняли?
— Да, я ничего не понял. Если уж я не боюсь здесь, где в любой момент… то чего же им бояться там, дома?
Резидент перегнулся ко мне через стол и, косясь на запертую дверь, зашептал:
— Они боятся, что если с помощью добытых шифров начнут читать сообщения московского посольства той страны, то неизбежно установят какое-то советское учреждение и лицо, выдающее им наши секреты. Поняли?
Я оторопел: у меня все завертелось в голове. И все же я не понимал…
— Ну тем лучше! Поймают предателя! Для этого мы и работаем здесь!
— А если он сидит в…
Тут президент показал пальцем на потолок, потом взглянул в мое лицо, на открытый рот и опомнился. Засмеялся. Протянул мне сигарету. Начал говорить о другом. И дело это было будто бы забыто.
В эти годы произошел небольшой, но весьма неприятный для нашей страны случай. В нашем парижском посольстве работал на высокой должности поверенного в делах некий Беседовский, старый и проверенный член партии. Он воспользовался полученным из Москвы секретным денежным фондом, уложил валюту и наиболее важные документы в чемоданчик и сбежал в объятия французской разведки.
Потом изменник опубликовал еще и книгу разоблачений. Ее внимательно прочел Сталин и в одном месте написал на полях одно единственное слово: «Возобновить».