Военный госпиталь в блокадном Ленинграде

– Да будьте вы человеком! – вскочил с койки Пряхин. – Не надо мне вашего брома… Пейте сами! А меня выпишите в батальон. Немедленно! Я здоров… Что вы меня здесь держите? Хотите, я левой рукой переверну койку? Хотите?

– Состояние вашего здоровья требует…

– Невмочь ему, товарищ военврач! – сказал молчавший до сих пор Вернигора.

– Сердце зашлось! Выпишите меня! – кричал Пряхин.

– Не волнуйтесь, доложу начальнику отделения, – согласился я, чтобы успокоить раненого…

К концу обхода отворилась дверь. На пороге женщина в белом халате.

– Рады вашему приходу, Ольга Николаевна! – встрепенулся Вернигора.

– Ваш заказ я выполнила. – Женщина положила на стол книги.

– Спасибо, Ольга Николаевна! Почитайте нам что-нибудь, – просит Вернигора.

– Почитайте, почитайте! – поддержали разом несколько человек.

Мне понятен замысел палаты: отвести Пряхина от тяжких дум.

– Хорошо, – согласилась Ольга Николаевна. – После обхода почитаю.

Ольга Николаевна Радкевич – профессор-биолог. По инициативе библиотеки университета в госпитале организован передвижной книжный фонд. В те дни палаты нашего госпиталя навещало сорок чтецов художественной литературы: студенты, преподаватели университета, работники библиотеки.

* * *

Однако вернемся к расскажу о Константине Пряхине.

Закончив обход, я доложил Муратову о просьбе раненого.

– Мне понятно состояние Пряхина, но вы не сумели убедить его, что этого делать нельзя, – сказал ровным глухим голосом Петр Матвеевич. – И неправильно поступили, обещав мне доложить. Напрасно обнадежили человека. А что касается чуткости, то, подлинная, она диктуется только заботой о здоровье раненого. Придется исправить вашу ошибку. Поговорю с Пряхиным…

Муратов в преждевременной выписке из госпиталя Пряхину отказал в моем присутствии.

А поздно вечером после отбоя воздушной тревоги Пряхин исчез. Поднялся переполох. Такое чрезвычайное происшествие грозило большой неприятностью не только нашему отделению, но и всему госпиталю. Муратов и я немедленно доложили о «чепе» Ягунову и Луканину.

– Как это могло случиться? – схватился за голову Ягунов. – Позор! Да еще у вас, товарищ Муратов, лучшего начальника отделения!

– Ума не приложу! – развел руками Петр Матвеевич.

Ягунов нажал кнопку звонка.

Появился дежурный по госпиталю.

– Чернышева ко мне!

– Он в приемной.

– Позвать!

– Слушаюсь!

В кабинет вошел комендант госпиталя Чернышев.

– По вашему приказанию явился! – отрапортовал он. – Разрешите доложить, что…

– Не разрешаю! – побагровел Ягунов. – Исчез раненый! Вы кого охраняете? Военный госпиталь или дом отдыха?

– Раненый не исчез, – спокойно возразил Чернышев. – Об этом я и хотел доложить. Он задержан в бомбоубежище, когда одевался.

– Где он?

– В приемной.

– Доставить сюда!

Вошел Пряхин. Не в госпитальном халате, а в обмундировании.

Ягунов встал.

– Садитесь! – предложил он Пряхину.

– Я не могу сидеть, когда стоит старший по званию, – ответил Пряхин.

– Садитесь! Вы раненый! – настаивал Ягунов.

– Был ранен. А теперь здоров!

– Объясните нам, чем вызван ваш поступок?

– Я об этом уже говорил начальнику отделения товарищу Муратову и ординатору Грачеву. Не могу я больше валяться в госпитале…

– Прошу сказать, где вы достали обмундирование?

– Об этом знаю только я!

– То есть как это – только я? – осторожно и мягко спросил Ягунов.

– Людей, меня понявших, я подводить не должен…

– Вы что же, хотите, чтобы ваше дело приняло более неприятный оборот?

– Нет, товарищ начальник госпиталя. Я хочу одного – на фронт. И больше ничего добавить не могу. Разрешите идти?

– Пожалуйста.

– Вот это разговор! – сказал Ягунов, когда Пряхин покинул кабинет. – Человек с большой буквы! Что предпримем, Федор Георгиевич?

– А ничего! – ответил комиссар. – В его поступке нет тени. Один свет!

– Каков боец! Орел! – воскликнул Ягунов. – Товарищ Муратов, приложите все усилия для скорейшего выздоровления раненого.

Поднимаясь по лестнице в ординаторскую, я сказал Муратову: