Военный советникъ

«Впрочем, никогда не считал себя великим знатоком женских сердец и логики. Эх, и посоветоваться не с кем!..»

— Николя.

Дойдя до круглого стола, князь непринужденно передвинул единственный свободный стул таким образом, чтобы удобнее видеть диван, по углам которого расположились сестры Юсуповы. Заодно все гости как на ладони и не надо вертеть головой, да и два из трех входов в гостиную под контролем — а от последнего до него порядочно идти. И ничего это не паранойя!..

«Ух ты, как у Серова морду лица скривило! Интересно, ему-то я чем не угодил?»

Одарив именитого портретиста равнодушным взглядом, Александр приятно улыбнулся всем остальным.

— Князь, насколько я знаю, вы только вчера вернулись из Брянска?

Светская львица, от глаз которой не ускользнула короткая пантомима, небрежно шевельнула пальчиками, отдавая какое-то распоряжение старшему лакею.

— Там действительно все так ужасно, как описывали в газетах?

— Гм. Полагаю, это вы о нескольких французских и британских изданиях?

Вопрос Зинаида Николаевна подобрала весьма удачный: если русская пресса отметилась весьма сдержанной оценкой «инцидента в городке Бежице», (спасибо цензорам, ага) — то полет фантазии иностранных репортеров ничто не сдерживало. Временами даже простая логика и здравый смысл игнорировались ими, отчего стачка мастеровых и все последующие события превратились в нечто, сопоставимое по масштабам и эпичности с восстанием Спартака в Древнем Риме!.. Причем если писаки в Великобритании больше напирали на реки невинной крови, пролитые ужасными казаками при подавлении легких беспорядков — то любителей квакающих деликатесов внезапно озаботила дальнейшая судьба бедных и абсолютно бесправных рабочих одного из крупнейших заводов империи. Хотя, в принципе, ничего странного в этом не было: англосаксам как-то неудобно было поднимать тему рабовладения, по сей день практикуя печально известные работные дома[121], и лишь сравнительно недавно прекратив торговлю белыми рабами-ирландцами. Про французов, с их Великой революцией, походами Наполеона, Парижским восстанием, коммуной и прочими национальными развлечениями, и говорить не приходилось… Как говорится, чья бы корова мычала! Однако на пару дуэт английского бульдога и галльского петуха вполне недурно справлялся — при общей невнятной позиции газетчиков Второго рейха. Всем остальным на случившееся было откровенно плевать, потому что гораздо интересней было следить за набирающей обороты испано-американской заварушкой.

— Я бы сказал, о нескольких дюжинах подобных изданий, князь.

Как придворный с большим стажем, Строганов озвучил свое мнение предельно корректным тоном.

— Но отнюдь не первого ряда, граф. В отличие от желтых бульварных листков, серьезная пресса отделалась короткими заметками довольно сдержанного характера.

— Друзья мои, дайте же Александру Яковлевичу рассказать!..

Слово хозяйки — закон для гостей, поэтому все набрались терпения.

— Собственно, в тот городок я прибыл уже после окончания основных событий — но, к счастью, примерно в тех местах у меня есть небольшое предприятие, управляющий которого был едва ли не прямым свидетелем…

Внимательно слушающий граф позволил себе мимолетную улыбку — ибо Брянский цементный завод своими размерами и числом работников мало уступал машиностроительному и рельсопрокатному гиганту в Бежице.

— …некоторые разбрелись по родственникам в окрестных селах, остальные же мастеровые тихо и мирно сидели по домам — включая большую часть пресловутого стачечного совета.

— То есть изначально никаких беспорядков не было?

— Абсолютно. Как и баррикад, погромов, луж крови на улицах и всего прочего, что так талантливо описали в английской прессе. Собственно, даже казенная винная лавка в Бежице спокойно торговала — а это, знаете ли, показатель! Основные события начались, когда орловский губернатор господин Трубников послал сотню казаков-донцов для ареста зачинщиков всезаводской стачки: стоило служивым войти в город, как по ним немедля открыли беспощадную стрельбу!..

После краткой паузы, отлично подчеркнувшей драматизм момента, князь поведал захватывающе-интересную историю уличного боя, полную героизма и стойкости казаков, подлости и коварства бунтовщиков, и летающих там и сям пуль — которые не щадили ни коней, ни всадников. Хотя людям все же досталось больше, нежели благородным животным: треть казачьей сотни убиты, еще столько же ранены, а из уцелевших добрая половина обзавелись сильными контузиями…

— Бросались в них с крыш динамитными шашками?! Я не ослышался?..

— Никоим образом, граф.

Но все равно, несмотря на шквальный огонь и взрывы, казаки смогли вырваться из ловушки узких улиц в чистое поле. К счастью, у марксистов еще осталось что-то человеческое в душе, поэтому вслед отступающим не стреляли — а впоследствии позволили забрать всех павших и еще живых донцов. И не просто позволили: одному из уцелевших урядников[122] прокричали издалека, что случившееся есть месть за мастеровых, жестоко покалеченных и убитых при подавлении царицынских беспорядков!