Военный советникъ

Пока драгоценные минералы описывали и без всякого почтения ссыпали в простой холщовый мешочек, князь сходил до кабинета и черкнул коротенькое послание Эдуарду Болину — с предложением «изваять» из давальческого материала что-нибудь шедевральное. Разумеется, оплату трудов заказчик брал на себя. Вернувшись, Александр как раз застал момент, когда каменный эквивалент примерно трехсот-четырехсот тысяч рублей закинули в грубую (зато прочную) брезентовую инкассаторскую сумку и начали продевать в проушины проволочный шнур со свинцовой «таблеткой» будущей пломбы.

— Так: вот это — лично в руки главе фирмы «Болин». В случае согласия, ему же передать и эти камни.

Приняв незапечатанный конверт с посланием, старший экспедитор со всем почтением протянул начальству планшетку с уже заполненной накладной об изъятии части груза. А то кладовщики на спецскладе с него всю душу вытряхнут, дознаваясь, отчего это самоцветы и алмазы усохли в весе! Поди каждый карат посчитали и три раза записали, упыри чернильные… Звучный щелчок пломбирных щипцов подвел итог под всеми формальностями.

— Исполним в лучшем виде, Александр Яковлевич!

— Я на тебя надеюсь, Кирилл.

Оставив за спиной собирающихся тружеников Отдела экспедирования, князь проследовал в большую гостиную, имея в планах присоединиться к тетушке — дабы посильно разделить ее муки выбора достойных украшений и приданого для Ульяны, и приободрить своим появлением ювелирных приказчиков. Однако… В общем, вместо ожидаемого рабочего процесса, с обсуждениями-предложениями и прочими словесами, его встретила тишина. А еще пустота, следы чаепития на низеньком столике — и два знакомых альбома, небрежно брошенных прямо на софе.

— Не понял…

Позвонив в колокольчик, слегка озадаченный племянник навел справки у горничной и отправился в малую дубовую гостиную, где тетушка как раз любовалась коллекцией стреляющего железа, развешенного над каминной полкой. Можно даже сказать — весьма пристально любовалась, с нехорошим таким инквизиторским прищуром.

— Саша, что-то я не припомню вон того ружья. Определенно, в прошлый мой приезд его не было!

Невинная фраза прозвучала тоном, коим впору было объявлять смертный приговор.

— Который? Ах, эта револьверная винтовка? Я не так давно свел близкое знакомство с тульским оружейным фабрикантом Гольтяковым[103] — а тот презентовал мне полную копию винтовки, выделанной им в свое время для самого императора Александра Второго!

— Н-да?..

Расстрельный приговор временно заменили вердиктом «направить на доследование!»

— Вот еще охотничий двуствольный пистолет его же конструкции. Занятная вещица, не правда ли? Выделано всего три экземпляра, один в Оружейной палате Московского кремля, еще один у Гольтякова, а третий — опять-таки у меня!

Вердикт вновь пересмотрели в сторону смягчения, оставив впрочем, без изменений судебное определение касательно «регулярные ревизии и пожизненный присмотр!»

— Сашенька, ты же знаешь мое равнодушие ко всему…

Подозрительно покосившись на стенку, увешанную образчиками стреляющего и колюще-режущего оружия, женщина не без труда подобрала достаточно нейтральное определение:

— Всем этим твоим игрушкам. Присядь, я хочу поговорить о достаточно серьезных вещах.

Послушно приземлив нижнюю часть спины в указанное кресло, Александр поспешил заранее «подстелить соломки»:

— Тетя, я же уже говорил, что все последние пополнения коллекции вполне законно куплены. В конце концов, с моим образом жизни трофеям попросту неоткуда взяться!

— Да-да, а то я тебя не знаю, гадкий мальчишка…

Уравновесив грубое высказывание нежной улыбкой, помещица Лыкова расправила складки на платье и в явном затруднении прикоснулась пальцем к краешку губ — на что князь Агренев, отлично выучивший все привычки и характерные жесты тетушки, моментально насторожился. Татьяна Львовна волнуется?!

— Я бы хотела поговорить о твоем пренебрежении родственными связями.

Чуть расслабившись (намеки на эту тему звучали уже не в первый раз), Александр пренебрежительно фыркнул:

— Я прекрасно помню, как мы с Анной неделями питались пшенной кашей с кусочком масла, или речной рыбой во всем ее многообразии. Вареная, жареная, на пару, запеченная… Я рыбу начал есть всего несколько лет назад — а до той поры меня с нее попросту воротило! Еще помню, с каким трудом меня собирали в Александровский корпус[104]. Догадываюсь, что обучение кузины тоже встало… Гхм?

Обнаружив в пальцах запонку, которую непонятно как вытянул из манжеты сорочки, князь недоуменно повертел ее перед глазами.

— Да и потом, когда я выпустился из Павловского училища, что-то никто не торопился писать мне письма с выражением родственных чувств, или оказывать какую-то протекцию[105]. Я уже давно понял, что моего покойного батюшку изрядно не любили в обществе — но у меня ведь был не только отец, но и мать?

Вернув запонку обратно, племянник мягко напомнил тете: