Из комнаты на первом этаже здания, где нас разместили в рамках миссии, было видно больницу Мирвайс. Менее чем в миле виднелось еще одно заметное здание – большой комплекс, примечательный оградой из мешков с песком и усиленной охраной. Мне оставалось только гадать, для чего он нужен. Однажды ночью мы все проснулись от мощного взрыва неподалеку. Я бросился с кровати на пол, чтобы укрыться. В комнату забежал охранник, чтобы проверить, все ли со мной в порядке, но больше взрывов не последовало. Утром я узнал, что это взорвалась крылатая ракета, которая должна была уничтожить тот самый комплекс, что было видно вдалеке. Дом по-прежнему стоял на месте – ракета промахнулась. Кто-то в больнице сказал, что тот дом был резиденцией лидера «Аль-Каиды»[31] Усамы бен Ладена, который в то время жил в Кандагаре. Я лечил его жену от фиброза, а хирург МККК, который был до меня, лечил от камней в почках самого бен Ладена. Как оказалось, он должен был вернуться в больницу для обследования, но на прием ко мне так и не пришел. Немного странное чувство – оглядываться назад на то время, когда мои пути чуть не пересеклись с человеком, который считаные месяцы спустя учинит столь немыслимые разрушения с последующими хаосом и военными конфликтами. «Если бы я только знал», – шутил я потом. Конечно же, я не знал, да и в любом случае ничего не смог бы поделать.
ХОТЬ В БОЛЬНИЦЕ И РАБОТАЛИ МЫ, ЗАПРАВЛЯЛИ ТАМ ТАЛИБЫ[32] – КАЖДЫЙ ДЕНЬ У ВХОДА В ОПЕРАЦИОННУЮ СТОЯЛ ОДИН ИЗ НИХ В ВЫСОКОМ ЧЕРНОМ ТЮРБАНЕ.
Мы были вынуждены оперировать пациентов только с его разрешения – он следил, чтобы мы не нарушили строгих религиозных правил, навязанных новым режимом. Простым взмахом руки он мог дать добро на спасительную операцию или обречь пациента на верную смерть.
У нас были одновременно задействованы четыре операционных стола, и меня неизменно поражало мужество поступавших к нам афганских детей. Если им предстояла плановая операция, они заходили, держа за руку отца, зачастую становясь невольными свидетелями других операций, а то и вовсе видели неприглядные детали чужой анатомии либо лежащие в контейнерах части тела. С невозмутимым видом они просто проходили мимо и спокойно ложились на операционный стол.
Родильное отделение находилось внизу. Им заправляла акушерка-волонтер вместе с несколькими местными медсестрами, которых она научила принимать обычные роды. Однажды, когда я оперировал, она прибежала ко мне наверх и сказала, что они успешно приняли роды, но у матери открылось сильнейшее кровотечение и им никак не удавалось его остановить. Пока они пытались извлечь плаценту, та порвалась, и у пациентки начал стремительно развиваться шок – она нуждалась в экстренной помощи.
С помощью переводчика я спросил у талиба[33] -надзирателя, можно ли немедленно доставить ее в операционную, рассчитывая, что это лишь формальность. К моему изумлению, он покачал головой. Я не мог поверить: он не только не дал шанса на жизнь матери, но и лишил ее маленького мальчика. Мы все принялись его умолять, но, несмотря на наши увещевания, переводчик сообщил, что надзиратель принял решение и, с его точки зрения, было бы только правильно, если бы мать умерла. Тогда акушерка-волонтер побежала за старшей медсестрой, потрясающей Ингрид. Нам срочно нужно было что-то предпринять – пациентка истекала кровью. Мартин, анестезиолог из Германии, прибежал к нам из родильного отделения сказать, что она умрет, если мы срочно ее не прооперируем.
Оставив талиба[34] -надзирателя без внимания, мы вместе с Ингрид выбежали из больницы, запрыгнули в машину и попросили водителя отвезти нас к мулле Омару, лидеру талибов[35]. Мы приехали в центр города, остановившись неподалеку от великолепной мечети, покрытой голубой мозаикой. К моему удивлению, имам согласился нас впустить – Ингрид была очень настойчивой и попросту не приняла бы отказа. Я стоял рядом с ней, когда она на повышенных тонах разговаривала с одним из самых страшных людей на свете. Он держался спокойно, как подобает государственному деятелю, и я не увидел злобы в его единственном глазе, которым он на меня смотрел. Наверное, просто чтобы от нас отделаться, он удовлетворил нашу просьбу разрешить операцию, и мы поспешили обратно в больницу.
Я так никогда и не узнаю, как новость об этом дошла до талиба-надзирателя, но, холодно кивнув, он обозначил свое согласие, и мы поспешили доставить пациентку в операционную. К тому моменту она была белая как стена, ее давление упало до предела, а пульс подскочил. Она была холодной и мокрой от пота – еще чуть-чуть, и из-за низкого давления отказали бы почки и печень, что означало бы медленную смерть, даже если бы удалось провести спасительную операцию.