Военный врач. Хирургия на линии фронта

Несколько часов спустя, впрочем, выпал мой шанс: у женщины двадцати с небольшим лет возникли осложнения при родах. Ее доставили в операционную, где быстренько сделали спинальную анестезию.

Есть два способа вскрыть брюшную полость при проведении кесарева сечения: срединный разрез или нижний поперечный, именуемый разрезом брюшной стенки по Пфанненштилю. Второй считается предпочтительным, поскольку рана заживает гораздо быстрее, чем после срединного.

– Оперировать будешь ты, – сказал Юка.

Он даже не стал переодеваться и обрабатывать руки перед операцией, а просто стоял у меня за плечом и выкрикивал указания по поводу того, что, где и как нужно делать. «Срань господня», – подумал я, делая разрез чуть выше лобка.

– Раздвинь прямые мышцы. Сильнее, еще сильнее! Вы, британцы, такие слабаки.

Я не видел, как проводят кесарево, со студенческих пор – это было мое боевое крещение.

– Разрежь брюшину вот здесь, – сказал он, ткнув в нужное место длинными щипцами. – Сдави мочевой пузырь. Теперь бери скальпель и режь матку.

Нижний сегмент матки состоит из растянутых маточных мышц и верхней части шейки матки. Как правило, ткани здесь не такие упругие, и крови при разрезе выделяется гораздо меньше, чем в остальной части матки, где преобладают мышечные ткани, а кровоснабжение к концу срока достигает шестисот миллилитров в минуту.

– Режь, режь! Давай, режь!

Я разрезал матку, и мое сердце подпрыгнуло, когда оттуда хлынула кровь вперемешку с околоплодными водами. Операционная медсестра убрала ретрактор, и я просунул правую руку внутрь, нащупав голову ребенка.

– Сгибай его, сгибай! – закричал Юка.

«Что он имеет в виду?» – подумал я, но момент был не самым подходящим, чтобы переспросить. Вдруг голова вышла наружу, а вслед за ней показалось и плечо. Сунув пальцы ребенку под мышки, я резким движением достал его.

Я стоял словно завороженный. Это было нечто невероятное. Мое сердце неистово колотилось от волнения и трепета, и я даже забыл пережать пуповину, вместо этого пытаясь показать новорожденного матери. Операционная медсестра пережала и перерезала пуповину вместо меня, и мы стали ждать, пока из сокращающейся матки выйдет плацента.

– Хорошо, теперь зашивай, – сказал Юка, развернувшись и направившись к выходу. – Теперь тебе не придется меня вызывать! – уходя, крикнул он через плечо.

Это была невероятная операция. Одну жизнь я помог создать, а другую – сохранить. Дома, в Лондоне, я никогда не смог бы этого сделать, но здесь, в Кабуле, был наделен соответствующими полномочиями и в течение оставшихся нескольких недель провел каждое кесарево сечение.

Захватив власть в свои руки, талибы[27] переименовали страну в Исламский Эмират Афганистан и ввели в ней строгие законы шариата[28]. Вернувшись сюда в начале 2001 года, на этот раз для работы на духовной родине Талибана[29], в Кандагаре, я смог воочию увидеть последствия случившегося для страны и ее жителей.

ЭТО БЫЛО СРОДНИ ВОЗВРАЩЕНИЮ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. ЖЕНЩИН ДЕРЖАЛИ В ЗАТОЧЕНИИ ДОМА, ДЕТЕЙ НЕ ВЫПУСКАЛИ НА УЛИЦУ И ЗАПРЕЩАЛИ ИМ ИГРАТЬ С ИГРУШКАМИ, ОСОБЕННО ПРИВЕЗЕННЫМИ.

Образование было под запретом, не считая изучения Корана, а безобидные развлечения, такие как запуск воздушных змеев или игра на музыкальных инструментах, тоже были строго запрещены – считалось, что они отвлекали детей от изучения ислама. Женщины должны были с головы до ног закутываться в паранджу небесно-голубого цвета с вязаной сеткой, закрывавшей даже глаза, а мужчинам не разрешалось брить бороды.

В больнице Мирвайс, где я работал, было пять палат: три для мужчин и две для женщин. Мужчинам и детям не разрешалось навещать жен и матерей, как бы больны те ни были. Даже умирать им приходилось в одиночестве. Единственными мужчинами, допускавшимися в палаты, были хирурги, среди которых было семеро местных афганцев и один волонтер из МККК. Однажды во время обхода палат одна из медсестер-волонтеров повела меня к пациенту. За нами следовали несколько местных медсестер, облаченных в паранджи. Мы стояли у кровати больного, как вдруг одна из них толкнула меня. Посмотрев вниз, я увидел, что она приподняла подол своей паранджи, продемонстрировав мне лодыжку. На ней были колготки в сеточку, возможно даже чулки. Не думаю, что она сделала это из симпатии ко мне – скорее всего, это просто был знак протеста против ужасного талибского[30] режима.