Воентур 4

— Я так выразился, Лаврентий Павлович. Во второй доклад полковника… Там он обосновывает импровизацию, тем более, что я в тот момент находился в штабе фронта, на совещании военного совета, где обсуждалось состояние резервов. Связи нормальной не было. Таким образом, он взял ответственность на себя. И риски тоже.

— Ха… подстраховался, значит. И что предлагаешь? Тебя казнить, или миловать?

— Лаврентий Павлович! Виноват. Знаю, больше не повториться.

— Всэ ви так говорите. А потом все равно… эх… ничего нельзя поручить. Ти даже нэ знаешь, что у тебья в частях фронта твориться. А? Ладно. Давай сюда оба документа. Почитаю. Свободен. Из Москвы пока что ни на шаг!

Глава 16

Предыдущий фрагмент из 8 главы

Отправив пять групп в сторону противника, я занялся формированием тыловых подразделений. Прежде всего всех лошадей с конюхами свели в отдельный хозвзвод, кухню передали под начало моих поваров. Полуторку в автомобильное подразделение.

Убедившись что земляные работы идут по плану, направился в гаубичную батарею к старлею Джугашвили.

На своем «кюбеле», по едва видной колее, по которой пару раз в год вывозили скошенной сено с лесных лугов, мы добрались до расположения батареи.

Слава Богу запарка с похищением сына Сталина вроде закончилась. Дед Павел конечно продолжал крутить, как он любил говорить — «комбинации». Но то его дела, а для меня главное — вернулся практически весь личный состав на позиции. За те тридцать шесть часов, пока Нечаев и практически весь личный состав гонялись за немецкими диверсантами по окрестным лесам, приходилось вертеться как уж на сковородке. Народ потихоньку подходил, но на него без слез не глянешь…

Еще в первые дни после нашего переноса, наблюдая за отходящими остатками наших частей, я отчетливо понимал, что они действуют деморализующие на моих ребят. Как выразился один персонаж в хорошо известном мультике, это было душераздирающе зрелище…

К некоторым военнослужащим, которых кстати было немало, если подойти к ним строго юридически, должны были быть привлечены к ответственности за отход без приказа, утерю оружия, да многое еще и получить от военного трибунала кто что заслужил. Это с одной стороны. С другой, глядя на этих измученных бойцов, обожженных солнцем, голодных, в пыльном и грязном, а зачастую в оборванном обмундировании, я оценивал их по-своему. Ведь они шли не смотря ни на что, на восток! Не переметнулись к противнику, не стали хиви или полицаями!

Но как кадровый офицер, я видел в них прежде всего то, они в подавляющем большинстве своем были кадровые, обученные, опытные воины, которых не подготовишь за месяц! И за полгода тоже не подготовишь! Но случилась беда — так не по их вине, они просто не смогли устоять против той силищи, которая на них обрушилась.

И не отработанное взаимодействие видов и родов войск, не желание многих командиров пользоваться радиосвязью, необеспеченность артиллерией, танками, авиацией, боеприпасами тоже не на совести этих бойцов.

Вот тогда и пришло мне понимание, что они же станут золотым фондом в среде молодых, необстрелянных, неопытных бойцов. И первое что я тогда сделал, приказал единственной на тот момент, трофейной полевой кухне кормить этих отступающих. Быстро организовали более-менее комфортный пункт приема пищи — вырыв две параллельные траншеи глубиной по колено и застелив нетронутую землю между ними, брезентом с одного из танков. А на берегу ручья в двух больших котлах грели воду для помывки.

И вот эти усталые, запыленные бойцы помылись, переоделись в тут же постиранное ими же белье, которое сохло на кустах, пока они брились, почистили обувь, поели досыта, отдохнули, и заиграла на их лицах вместо усталости благодарная улыбка. И пошли они вместо долгих следственных разбирательств на усиление вновь сформированных сначала отделений и взводов, а потом и рот.

А солдат с хорошим настроением, да еще с душой, благодарной за оказанное доверие и заботу, — великая сила! Все это отлично тогда понял.

Практически полностью рассвело, я стоял на площадке перед штабной палаткой и глядел в небо. И вдруг грохот, и вой подбитого самолета.