ВоенТур

Увиденным я остался доволен, все было отлично. Экипаж БТСа даже умудрился на место отсутствующего по штату ДШКМ поставить затрофееную 20мм пушку. Она хоть и с магазиннм питанием, но лучше так, чем совсем нечего. Когда вернулся к своим, экипаж принимал пищу. Ели все вяло, усталость взяла свое. Представляю как она парням разламывала кости.

Ожидание боя не давала расслабиься: — Ну что ж, давай, дядя Ганс… — произнес я неожиданно для себя и остальных. И не совсем понятно для экипажа добавил: — А под огнем настелить гать — это вам немчики не в дуду сыграть. Мы вам при солнышке сами сиграем, а вы попляшете. А теперь всем спать! Коля с заряжающими делишь дежурство, вам во все глаза глядеть за дорогой. Через три часа меня разбудишь, если все будет тихо. Ясно?

— Понял командир.

И он первый улегся на теплую рыхлую землю и мгновенно захрапел. Я, облюбовав себе место для сна, наломал веток, застелил землю и сверху кинул кусок брезента. Снял сапоги, положил их под голову, засунув в голенище для мягкости воняющие потом портянки. Но сразу как Колька уснуть не смог. Вокруг стояла удивительная тишина, какой я уже давно не слышал. Передний край отсюда был километрах в пяти-шести, но этого не чувствовалось. Где-то далеко то в одном месте, то в другом небо слабенько озарялось колеблющимся светом и гасло — это время от времени взлетали осветительные ракеты.

Пока готовился капонир, стояла плотная духота, а сейчас тянул со стороны речки ветерок, и, кажется, начали набегать тучки, в звездном небе, как в порванном решете, зияли черные дырки. Глядяна эти темные пятна, я думал о своих оставшихся в другом времени девочках — жене и дочке.

«…Вот как так оно все случилось?», — думал прикрыв веки я, слушая, как похрапывает Колька Тихонов.

Фрагмент 20

Проснулся я мгновенно от того, что под мной качнулась земля. Вскочив, ничего в первые секунды не понял, чувствуя только, как яростно колотится в груди мое сердце. Вокруг стоял невообразимый грохот и вой, какой бывает под Новый Год, когда тысячи людей запускают фейерверки. В той стороне, где взлетали еще недавно немецкие осветительные ракеты, полыхало по всему горизонту зарево, и в багрово-красном отсвете тяжко и лениво клубились черные облака, беспрерывно ухали мощные взрывы.

Смахнув рукавом слюну с уголка губ, я быстрым шагом прошел на самую вершину холма, где уже стояли пехотный комбат, командиры батарей и разведчиков. Как только я к ним подошел, в центральной части горизонта высоко поднялись, вспучиваясь кроваво-черные пузыри, которые разрезали насыщенно-желтые огненные полосы, а потом стало видно, как заплясало над землей огромное пламя.

— В склад боеприпасов им врезали, — сказал кто-то из артиллеристов.

Комбат глянул на светящийся циферблат своих часов и никому не обращаясь произнес:

— Три пятьдесят девять… — и повернулся к разведчику, сообщая, будто тот не понимал теперь, в чем дело: — Наши лупят. Артподготовка. Значит, началось.

— Да нет… Скорее наши сработали, ведь наших орудий не слышно.

Невообразимый салют и фейерверк продолжался минут тридцать, а потом как-то разом стих. Вяло и редко постреливали еще немецкие пушки, но и они вскоре умолкли. Тишина установилась мертвая, глухая, она больно давила в уши. И у меня рикошетом под черепом мелькнуло: если бы не пылающий в черноте ночи горизонт, можно было подумать, что невообразимое огненное представление просто почудилось.

Не спалось. Присел я тогда, когда над землей маячил рассвет, над болотцем, над камышами, подымался белесый утренний парок. Все это я видел со своего места и даже как мне показалось расслышал, утиный кряк. Но тут же сообразил, что именно показалось, никакие птичьи голоса с болотца, до которого было метров пятьсот достигнуть до позиции нашего танка не могли, а тем более что дистанция, если точно, пятьсот тридцати шести метров. Сам мерил японским цифровым биноклем с лазерным дальномером.

Скоро туман над камышами стал гуще, все сильнее белел, а потом заголубел и неожиданно окрасился в нежно-розовый цвет. Он поднимался почему-то столбами, только эти столбы были живыми, они качались, и пришло понимание, что это потянул над озерком утренний ветерок.

Было уже довольно светло, кода где-то справа брызнуло вскользь по земле первое солнце, его лучи засверкали ослепительно на верхушках камышей, отражались в листьях осиновых рощиц, толпившихся по противоположному берегу болотца.

С этими первыми лучами солнца в небе появился «костыль» — самолет-разведчик. "Значит скоро «Юнкерсы» прилетят?", — подумалось мне.

Самолет начал кружить над деревней за нашей спиной — Рудомейкой. Смотря на него вверх из окопчика артиллеристов, я думал: "Выглядываешь, сучий потрох! Эх, сейчас бы хотя бы один наш истребитель сюда!", а сам продолжал следить за кружащим самолетом. О том же думали пушкари, переговариваясь за отворотом щели: — Рассказывали мне как-то раз, сколько наших самолетов было, когда входили в Западную Украину. Сотнями летали. Где они теперь?