Воевали мы честно

В одной из машин находился экипаж командира полка. Остальные машины были разбиты на 4 роты. В каждой роте по 5 танков. На одном — командир роты, и у него в подчинении два взвода по 2 машины, под командой взводных.

Командир полка — майор Крайзельбурд Абрам Эльевич. Ему было 34 года. Стройный, небольшого роста, он всегда выглядел подтянутым в хорошо подогнанном обмундировании. По утрам майор выходил на крыльцо, окидывал взглядом расположение части и направлялся не в танковые роты, где, он знал, всегда порядок, а шел в роту техобеспечения, реже — к автоматчикам или к нам, во взвод управления. Но чаще всего Крайзельбурд шел на кухню. Там всегда можно было найти недостатки.

Кухня помещалась на отшибе, в дощатом сарае. Повар Сашка, солдат уже в годах, вскакивал и, натягивая белый колпак, пытался доложить, что происходит во вверенном ему хозяйстве. Майор махал ему рукой, мол, нечего болтать, показывай, чем будешь кормить танкистов. А кормежка в то время была отвратительная. Пустые щи да картошка или макароны с котлетой на второе. За пищей на кухню по очереди ходили представители от экипажей. На должности командира и водителя танка назначали офицеров. Питались они совместно с экипажем. Офицеры дополнительно получали паек, но, чаще всего, делили его на всех. Обед выдавали в котелки. В котелки наливали первое, в плоские крышки второе блюдо. Однажды я видел, как солдат, получив пищу на экипаж, зашел за сарай и рукой стал вылавливать капусту из котелков своих товарищей.

У нас на рации был свой экипаж — шофер и четыре радиста. Как-то днем ко мне подошел Трунов и сказал, что приехали наши матери. Предупредив начальника радиостанции Мусиченко, мы по знакомой дороге пошли к Дому культуры Ильича. Там нас ждали родные. Постояли, поговорили и, забрав привезенные ими гостинцы, быстро побежали обратно в часть.

Получили приказ: на базе полуторки сделать фургон для нашей радиостанции. Под руководством Мусиченко занялись строительством. Пошли на станцию Шушары. Там ломали деревянные дома. Набрали брусьев, досок, железа. Несколько дней работы — и получился довольно неплохой кузов, обшитый кровельным железом. Потом он долго верой и правдой служил нам. По бокам и спереди фургона сделали небольшие окошки. В передней части кузова — стол. На нем радиостанция 5-АК для связи вверх и танковая рация для связи с танками. Под столом — аккумуляторы и блок питания. По бокам кузова откидные скамейки. Под ними ящики для запасного имущества. Сзади, у дверей, небольшая печурка, которая не раз потом нас выручала.

При оборудовании машины я, видно, простудился. Несколько дней валялся с температурой. Шел январь 1943 года. Ко мне заглянул начальник связи Тимофеев и предупредил, что скоро полк идет в бой, а раз я болен, меня придется отправить в госпиталь. Я перепугался. Дал слово, что к наступлению обязательно поправлюсь. И действительно через пару дней был на ногах.

ПРОРЫВ БЛОКАДЫ

13 января 1943-го мы услышали далекий гул канонады, а через два дня получили приказ выдвинуться в район Шлиссельбурга. Начались бои по прорыву блокады. Войска 67-й армии уже форсировали Неву и закрепились на левом берегу. Надо было развивать успех. Настало время вводить в бой тяжелые танковые полки и бригады средних танков.

К Шлиссельбургу машины шли своим ходом. У переправы через Неву произошла заминка. Колонна остановилась. Вышли на дорогу размяться. Вдруг раздалась команда: «Воздух!». Все спрятались под машины. Стоя около нашего фургона, я пытался разглядеть высоко в небе летящий самолет. Кто-то дернул меня за ногу, и я очутился под машиной. Возмутившись, сказал, что это же наш самолет. Старшина взвода, водитель броневика Николай Емельянов, быстро меня успокоил, объяснив, что когда голову снимет, то будет поздно разбираться, наш это был самолет или нет.

Через некоторое время подошли к переправе. Через Неву по льду был проложен многослойный бревенчатый настил, выдерживающий даже наши КВ весом пятьдесят тонн. Рядом саперы уже начали возводить капитальный деревянный мост. Переправившись через Неву, мы поднялись на высокий левый берег, еще недавно занятый немцами. Повернули направо и проехали вдоль берега около километра в сторону 8-й ГЭС. Остановились в районе деревни Марьино, в сосновой роще. Никаких следов деревни не было. Сама роща была небольшая, с высокими соснами. На опушке виднелось мелколесье, а дальше шло чистое пространство, за которым возвышалось могучее здание 8-й ГЭС. Рядом стояло несколько уцелевших домов Второго городка (нынче город Кировск). Серое бетонное здание ГЭС было занято немцами. Сильно разрушенное снарядами, оно все равно оставалось мощной крепостью.