— Вестимо, заранее. С каким-то из купеческих обозов, — чуть ли не радостно пояснил боярин Висляков. Отчего веселился, непонятно. Право слово, татарину Яндызу Василий доверял больше. Однако поручение все же предпочел дать своему, москвичу.
— Видишь, боярин, охраны у тур нет совсем? — показал на работающих врагов князь. — Бери людей, сколько есть у башни, выходи, поруби этих смердов, а наконечник таранный увези или в ров хотя бы скати. Новый, мыслю, они скоро подвезти не смогут.
— Сделаю, княже, — молодой удалец помчался вниз.
— Полонян бы хорошо хоть пару захватить, для допроса, — негромко произнес царевич.
— Да уж догадается, я так мыслю, — сказал Василий.
Внизу послышался скрип — от ворот вниз медленно поползла широкая секция подъемного моста.
Командовать новгородской армией было приятно и легко. И прежде всего потому, что никто из бояр в поход на Москву не пошел — побрезговали. Не Москвой, конечно же, а Егором. Не пожелали подчиняться приказам бродяжки без роду и племени. Ведь номинально будучи князем — как муж законной княгини и владетель Заозерского удела, — по происхождению он был никто, безродный простолюдин, невесть откуда выбредший к Шексне и удачно примкнувший к воровской шайке. И хотя, с одной стороны, у него имелась на плече родинка, вроде как доказывающая родство с вожской ветвью потомков князя Ярослава, с другой — отсутствовала «документальная родословная», навроде той, которая выдается при продаже породистым песикам. Сиречь, «доказательной базы» хватало аккурат на то, чтобы признавать Егора князем, когда это выгодно, и презрительно морщиться, когда в нем нужды не возникает.
Однако для армии все это пошло только на руку. Здесь оказались либо опытные ватаги во главе со своими атаманами — людьми активными и инициативными, либо те, кто свой ратный путь в ватагах начинал, либо бойцы, записавшиеся к князю Заозерскому в команду ради его славы удачливого командира. И первые, и вторые, и третьи доверяли Егору целиком и полностью, без малейших пререканий исполняя любой его, даже самый дурацкий приказ.
— Воевода, надо бы избы слободские разобрать и укрепления вокруг лагеря поставить! Лето на дворе, не замерзнем. А без укреплений тяжко придется, коли москвичи на вылазку решатся.
— Не надо.
— Э-э-э… Тебе решать, атаман.
— Воевода, надо бы туры ближе к стенам поставить! А то тараны собранные далеко тащить будет.
— Не нужно.
— Вели засеку у тур поставить, атаман. Как бы москвичи пороки[24] не порубили, коли вылазку устроят!
— Не велю. Оставьте как есть.
— Э-э-э-э… Тебе виднее, атаман.
В первый же день князь Василий и вправду предпринял вылазку против полевых земляных укреплений, окруженных частоколом, в которых Егор предполагал строить камнеметы и тараны. Однако все это было банально и предсказуемо. Едва подъемная секция моста, отделившись от ворот, поползла вниз, как сотник Феофан, следуя заранее отданному распоряжению, приказал своему отряду, отдыхающему возле оседланных коней на наволоке между слободой и Москвой-рекой, подниматься в стремя.
От угловой башни до тур было примерно полтора «перестрела» — дистанции полета стрелы. Чуть менее километра. Мгновенно такое расстояние не преодолеть.
Княжеская конница, выйдя из распахнутых ворот, сперва собралась на берегу рва в плотную массу, потом сдвинулась с места и стала разгоняться для атаки: острые шлемы с флажками на макушках, сверкающие начищенными пластинами колонтари, переливчато блестящие кольчуги, щиты-капельки с нарисованными по алому фону золотыми львами и драконами, опущенные рогатины с длинными и широкими, как мечи, наконечниками. Под каждым — полощется на ветру тряпичная кисточка разноцветная, яркая, веселая… и предназначенная для впитывания человеческой крови. Чтобы по древку не текла, и оно в руке не скользило.
В этот момент вылетели от реки на перехват все три пасторские сотни: сияя шлемами и зерцалами, прикрываясь щитами с алыми львами и драконами на синем и зеленом фоне, опустив длинные остроконечные пики, способные при ударе на полном скаку пробить насквозь стену рубленой деревенской избы.
Московская конница, увидев врага, стала поворачивать: получить удар в бок, понятное дело, им не хотелось. С чердака двухэтажного дома в плотницкой слободе Егор увидел, как на полном скаку сошлись лоб в лоб две плотные массы, и невольно зажмурился, слыша треск копий, скрежет рвущегося железа, хруст ломающихся костей и раскалывающихся щитов, жалобное конское ржание и злобный хрип, крики боли. Две рати смешались, засверкали мечи и сабли, сталь зазвенела по стали.