Не было ничего удивительного, что за день такая армия проходила не больше десяти верст, потратив на дорогу от силы половину дня, а остальное время осваиваясь на временной стоянке. Нетрудно догадаться, что, если людей привести к готовому лагерю — пройти за день они смогут этак вдвое больше, чем обычно. Даже более — ведь им не понадобится тащить припасы на себе.
Впрочем, что — люди? Они хотя бы наедаются всего за четверть часа! А вот лошади жрут не меньше восьми часов в сутки. Восемь часов спят, восемь едят, и только восемь способны идти под седлом. Достаточно скакунов не кормить, хорошенько при том понукая, — и они пройдут за день все шестьдесят верст вместо двадцати. И на второй пройдут. Правда, на третий — начнут падать.
Но если всадники найдут на месте привала свежих лошадей вместо загнанных до изнеможения…
Закупая провиант и фураж, заказывая табуны лошадей еще за полтора месяца до похода, Егор, конечно же, очень сильно рисковал. Но ушедшие вперед под видом богомольцев, переселенцев, купцов приказчики Михайлы Острожца наметили места стоянок, приготовили дрова и припасы, наняли людей, которые наварят каши и зажарят мясо, подогнали табуны… И когда в намеченный день новгородская армия двинулась в поход — после непривычно длинных переходов она останавливалась только для краткого ночлега. Шесть часов, не более.
Полтора пуда золота Егор потратил вовсе не на еду, брагу и лошадей, как думал наивный Острожец. Князь Заозерский купил на это золото величайшую ценность, которую еще не научились замечать в этом мире: он купил время!
Обычная армия, даже поспешая, идет от Новгорода до Москвы ровно месяц. И еще на дальних подступах ее встречают неспешно исполченные княжеские рати бок о бок с союзниками. Вожников с девятью тысячами всадников просвистел этот путь всего за шесть дней. И оцепил столицу великого князя плотной осадой еще до того, как до Василия Дмитриевича добралось известие о том, что собравшееся на берегу Волхова вече решило объявить ему войну.
Августа 1410 года
Медленно переставляя ноги, князь Василий вышел в львиные палаты, остановился перед обитым красным бархатом креслом, поставленным напротив распахнутого окна, отвел назад руки, оперся ими о подлокотники и осторожно опустился на сиденье. Подскочивший слуга торопливо накрыл его колени мягким войлочным одеялом, подбив его с боков, и тут же скрылся за спиной правителя, замерев и даже почти не дыша.
Напротив княжеских окон стояло уникальное сооружение — «часник чудный и самозвонный», изготовленный шесть лет назад московскими ремесленниками под руководством греческого монаха Иосифа. Башня высотой в половину церкви имела наверху окно, и там, за стрелкой, крутился диск с нанесенными на нем цифрами. Диск сдвинулся на очередной вершок, и над площадью прокатился тонкий серебряный звон. Почти тут же дверь в расписанную львами, деревьями и котами комнату распахнулась, и внутрь ворвался постельничий боярин Возрин:
— Новгородцы, княже!!! Новгородцы у города! Полки многие, тысячи и тысячи!
— Какие еще новгородцы, откуда? — Забывшись, князь вскочил, вскрикнул от боли и упал обратно. Болезненно поморщился, но мысли его все равно устремились к возникшей опасности: — Ты ничего не перепутал?
— Они охватили весь город, поставили сотни на дорогах, повязали идущих сюда крестьян и купцов, ныне же строят лагерь и туры осадные. Пытались стрелы метать в караульных, но ни в кого не попали. Стража затворила ворота и подняла мосты, ныне все бояре брони надевают и вооружаются.
— Проклятие! Неужели они проведали о смерти моего верного Афанасия? Откуда? — Князь оперся руками о подлокотники, с усилием встал, поморщился. Боли в ногах к середине дня становились просто нестерпимыми. Сейчас бы полежать, отдохнуть. Если дать ногам хоть небольшой отдых, всегда становится легче. По утрам они вообще кажутся здоровыми. Или после бани… Князь Василий скрипнул зубами и покачал головой: — Как же так? Полумесяца не прошло, как воевода преставился, а рати чужие уже под стенами! Как они успели прознать, откуда?
— Позволь помочь, княже! — кинулся к нему слуга, попытался поддержать под локоть, но великий князь решительно его отпихнул:
— Я еще с ног не падаю! Ступай, вели кольчугу мою доставить, шелом и саблю персидскую.
Отрок кинулся исполнять поручение, а Василий тут же ухватился за спинку кресла. Увы, но с ног он все-таки падал. Руки оставались крепки, но хворь жрала его бедра и колени. Правитель крепился, не желая показывать слабость — но получалось это далеко не всегда.
Князь Василий глубоко вдохнул, стиснул зубы и твердым шагом вышел из палаты, громко приказав ожидающим снаружи боярам
— Коня! Я еду к Боровицким воротам!