Егор покосился вниз, но прыгать на площадь было высоковато. Отправлять в нокаут свою супругу ему тоже очень не хотелось. Рука не поднималась.
— Да не трогал я ее! — в отчаянии рявкнул он.
— А чем же ты занимался? — остановившись, склонила голову набок Елена.
— Это же Софья та самая! Которая письма обидные писала!
— Значит, ты ее поэтому в наложницы себе определить решил?! Поэтому жене своей с нею изменять собрался?
— Да не собирался я ничего с ней делать, Лена! — как можно убедительнее ответил Вожников. — Начхать мне на нее с высокой колокольни! Старая и страшная — на фиг такая не нужна! Плюнуть и растереть!
— Не нравится? Не нужна? Не хочешь? — оскалившись, прищурилась на него жена. — Старая и страшная? Плюнуть и растереть? Ну, так докажи! — И она с размаху всадила свой драгоценный нож глубоко в подоконник. — Кого оставить на земле хочешь — ее или меня? Выбирай!
Егор взялся за нож, раскачал и выдернул, перехватил лезвием вперед.
Выбор между его прекрасной Еленой и попавшейся в руки новгородцев великой княгиней был очевиден. Вот только повидавшей в своей жизни всякого жене мало было просто ответа. Она хотела получить доказательство.
Софья Витовтовна замерла, ее губы задрожали, на глаза выкатились слезы. Но она все равно молчала, о пощаде не молила. Гордая.
Егор подошел к пленнице, поднес нож к белоснежному тонкому горлу, на котором пульсировали сразу две синие жилки, сделал глубокий вдох… И резко отвернулся:
— Да ты с ума сошла, Леночка! Даже она, мегера, смерти твоей не хотела. В монастырь посылала постричься. А ты ее зарезать хочешь!
— А и то верно! — выдохнула княгиня Заозерская. — Монашкой она меня сделать собиралась, душу мою после пережитого спасти. Это дело важное. У нас ведь тут аккурат Вознесенский монастырь[30] всего в двух шагах. Мыслю, пограбить его пограбили, но братию не побили. Послушницу новую принять могут.
Елена подступила к Софье Витовтовне, запустила той пальцы в волосы и с нескрываемой ненавистью спросила:
— Ты, старушка, сказывала, княгине после полона от позора постриг полагается принимать? Так давай, исполним твою волю. Пошли!
Когда двери горницы распахнулись, ватажники в соседней палате торопливо шарахнулись в стороны. Похоже, подслушивали за дверью. Хотели атаману на помощь прийти, коли жена жизни лишить удумает. Но теперь многие с облегчением перекрестились.
— За мной, — кивнул Федьке Вожников, однако послушались сразу многие, увязавшись следом.
Красоту московского Вознесенского монастыря Егор оценить не смог — тот стоял в лесах, каменные стены были подняты всего лишь до середины окон. А поскольку храм еще только строился, то службы проводились в тесной бревенчатой часовенке не особо презентабельного вида, тесной, полутемной и пахнущей гарью. Ватажники быстро нашли батюшку, приволокли к алтарю, сунули в руки кадило:
— Вот, послушницу новую для вашей обители нашли! Давай, старче, принимай. Да шевелись, нам некогда!
— Тьфу, срамота, — едва глянув на Софью Витовтовну, отвернулся батюшка. — Вы ее хоть оденьте во что-нибудь. Нельзя же так.
— Сейчас, найдем, — снова устремились в бревенчатое нутро монастыря ушкуйники. Вернулись они с тремя перепуганными пожилыми монашками и каким-то тряпьем:
— Во, ее одеть надобно, — указали на великую княгиню.
Сестры перечить не стали, быстро развернули и через голову надели на женщину черный подрясник.
— Начинай же, отче! — потребовала Елена, широко перекрестившись.
— Сестра Иулиания, ножницы и Библию, — негромко сказал священник и тоже осенил себя крестным знамением, быстро забормотал: — Боже милосердный, яко отец чадолюбивый, глубокое зря смирение и истинное покаяние, яко блудную сестру, прими ее кающуюся, к стопам твоим вторицею припадающую… — Он поднял голову и спросил: — Почто пришла еси, сестра, ко святому жертвеннику?
Софья Витовтовна промолчала. Егор наклонился к ней и спросил:
— Тебе что больше нравится, княгиня, смерть или изнасилование? Или все вместе? Я человек мирный, но ссориться с женой из-за тебя не стану.
— Жития ищу совершенного, постнического, святый владыко, — ответила пленница.
— Вольным ли своим разумом приступавши ко Господу?
— Ей, святый владыко.
— Не от некия ли беды или нужды?
— Ни, святый владыко.
— Отрицаеши ли ся вторицею мира и всех якоже в мире, по заповеди Господней?
— Ей, святый владыко.
— Обещавши ли вторицею сохранити себя в девстве и целомудрии, и благоговении даже до смерти?
— Ей Богу споспешествующу, святый владыко.
— Аминь, — с облегчением перекрестился священник.
Сестры поднесли великой княгине тяжелое Евангелие в кожаном переплете с лежащими на нем ножницами.
— Возьми их и подаждь ми.
Княгиня взяла ножницы, подняла над головой. Батюшка принял священный инструмент, выбрал на лбу Софьи Витовтовны изрядную прядь, отстриг ее одним движением и положил на алтарь:
— Миром Господу помолимся о сестре нашей новообретенной Евстафии, Господи помилуй, — священник положил руку новоявленной монашке на плечо: — Встань, сестра возлюбленная наша. Приветствую святым мира и любви с принятием великого чина иноческого…