Воевода

«Государь», исчезнув со своим войском прошлой осенью из Белёва неведомо куда, с новым походом не спешил, зато был щедр на письма, которые рассылал по городам. В них он убеждал народ как можно быстрее отстать от вора и изменника Шуйского и покориться своему законному государю. С не меньшим гневом, чем о Шуйском, он отзывался и о появлявшихся то тут, то там многочисленных царевичах: «За наши грехи в Московском государстве объявилось еретичество великое: вражьим советом, злокозненным умыслом, многие называются царевичами московскими, природными царскими семенами!» Димитрий Иванович повелевал хватать этих негодяев, бить кнутом и сажать в тюрьму до его царёва указа.

Были в его письмах и угрозы боярам. Там, где владельцы поместий отказываются признать его власть, писал «государь», «подданные крестьяне могут овладевать имуществом их; земли, дома их делаются крестьянскими животами, их жён и дочерей крестьяне могут взять себе в жёны или в услужение».

В начале мая он наконец двинулся в новый поход из Орла в Москву. Проезжавшие через Калугу люди говорили, что государь ведёт несметное войско — многие тысячи запорожских и донских казаков, верных ему служилых людей из Путивля, Стародуба и иных городов, а главное — польских жолнеров, одетых для русского глаза необычно.

Особенно выделялись своим внешним видом всадники-гусары, у которых сзади к седлу обычно прикреплялись два крыла, чтобы придать гусару облик архангела.

Однако поведение гусар никак нельзя было назвать ангельским. Врываясь в деревенскую избу или городские хоромы, тащили всё подряд, что попадало на глаза. Самое пристальное внимание оказывали прекрасному полу. Не успевал гусар переступить порог, как оттуда мгновенно раздавался пронзительный женский крик.

Не уступали полякам в разбойных действиях и запорожские казаки, одетые непременно в необъятные красные шаровары, чёрные киреи и огромные бараньи шапки. Если гусары посягали лишь на имущество и девичью честь, то после казаков в домах и подворьях оставались окровавленные трупы.

Шуйский выслал навстречу самозванцу армию под командованием брата Дмитрия и Михаилы Нагого. Передовой полк вёл Василий Голицын, замыкающий сторожевой полк — Иван Куракин. В Белёве армия Шуйского подождала подхода татарских мурз, затем продвинулась к Волхову, где и произошла решающая битва.

В первый день, 10 мая, гусары Рожинского с ходу атаковали полк Голицына, который, не выдержав удара, ударился в бега, смяв ряды большого полка. Если бы не мужество Ивана Куракина, битва была бы проиграна. Он со своим сторожевым полком не только остановил, но и уничтожил целую хоругвь пана Тупольского[81], около пятисот всадников.

На следующее утро Рожинский внезапно вошёл в соприкосновение с боярской ратью. Увидев, что враг нежданно вдруг оказался рядом, воины бросились бежать беспорядочной толпой. По пятам мчались польские всадники, устилая степь трупами, которые оставались без погребения всё лето.

Ещё через день на милость победителям сдался Волхов. «Царик», которого не было видно во время битвы, теперь снова оказался на виду. Он гарцевал перед польскими гусарами и под их одобрительные крики вещал:

— Надеюсь с вашей помощью скоро сесть на столице предков! Заплачу вам тогда за все ваши труды и отпущу в отечество. Когда я буду государем в Москве, и тогда без поляков не могу я сидеть на престоле: хочу, чтобы при мне всегда были поляки: один город держать будет у меня московский человек, а другой — поляк. Золото и серебро — всё, что есть в казне, — всё ваше будет, а мне останется слава, которую вы мне доставите. Когда вам придёт нужда уйти домой, не покидайте меня, покуда не придут на ваше место другие поляки из Польши.

Такое заискивание перед поляками не понравилось русской части его воинства, но казаки пока промолчали, не споря, — гусары действительно отличились в этой битве. Рожинский окончательно укрепился как главнокомандующий всего войска.

Остатки войск Шуйского, не пытаясь более преградить дорогу самозванцу, спешно вернулись в Москву, и Василий Иванович вынужден был срочно отрядить новое войско. Теперь уже он без колебаний доверил жезл первого воеводы племяннику Михаилу Скопину-Шуйскому, который в скором времени уже поджидал самозванца на реке Незнани, неподалёку от Каширы, предполагая, что повстанцы пойдут к Москве кратчайшей дорогой.

Однако Рожинский по совету Заруцкого избрал путь, когда-то проделанный Болотниковым, — через Козельск на Калугу, в расчёте на дружественный приём в этих городах. Действительно, жители встречали войско «доброго царя» образами и колокольным звоном.