Под радостные вопли жолнеров, ещё недавно воевавших с самим Сигизмундом, пришлось посланцу королевских представителей повернуть коня вспять...
...Осознав серьёзность положения, царь Василий действительно при переговорах с польскими послами стал значительно сговорчивее. Бояре от имени Шуйского давали одно обязательство за другим: незамедлительно отпустить прежних королевских послов; из Ярославля вернуть в Москву воеводу Мнишека с детьми и двором и не чинить им препятствия уехать вместе с послами; освободить всех остальных знатных поляков, разосланных по городам. С большой неохотой Шуйский всё же вернул ларь с драгоценностями сестры Сигизмунда Анны, привезённый для продажи Димитрию незадачливым паном Станиславом Немоевским. Шуйский уступил и в самом главном — сроках перемирия. Вместо двадцати лет срок был определён в три года и одиннадцать месяцев.
Но все эти уступки запоздали: уже никакие подписанные грамоты и увещевания не могли остановить польское войско, движущееся к Москве под знаменем самозванца. 1 июня Рожинский и его доблестные рыцари увидели купола московских церквей. Несколько дней, словно стервятники, они кружили вокруг города в поисках удобного места для лагеря. Сначала было выбрали село Тайнинское, но сообразили, что московские отряды будут перехватывать продовольственные обозы, идущие к армии самозванца с юга. Подошли к Тверским воротам, но здесь их встретил заслон царских войск. Пробившись сквозь него, вышли к Тушину, где и решено было поставить лагерь между Москвой-рекой и рекой Всходней.
Здесь их нашли новые посланники. Это были приближённые Димитрия, отпущенные Шуйским на волю, — Домарацкий и Бучинский. Они вновь пытались уговорить соотечественников повернуть коней, утверждая, что их ведёт самозванец.
— Это хитрость московская, — закричало коло, — нечего этому верить! Нет! Не выйдем отсюда, пока не посадим на престол Димитрия.
Польские лазутчики донесли, что боярское войско под командованием Михаила Скопина и Ивана Романова вышло им навстречу и поджидает их на реке Ходынке. Сам царь Василий со всем своим двором расположился сзади, на Ваганьковском поле.
Рожинский решил напасть внезапно и выступил из лагеря скрытно, ночью 4 июня. Москвичи не ждали нападения, тем более что надеялись на мирный исход переговоров с польскими посланниками.
Незаметно обойдя лагерь, где беспечно спали воины основного полка, гусары захватили обоз и напали с тыла. Воспользовавшись паникой, слуги, следовавшие за своими панами, как саранча набросились на телеги, грабя всё мало-мальски ценное.
Напрасно Скопин метался на лошади, пытаясь организовать отпор неприятелю. Кое-как отбиваясь от поляков, как от назойливых мух, воины отступали к Москве. Если бы Рожинский в этот момент ввёл свежую кавалерию, вероятно, русские обратились бы в панику и поляки на их плечах ворвались бы в Москву.
Но неожиданно со стороны Ваганьковского поля навстречу полякам лавой выкатился отряд тяжёлой русской кавалерии. Плечом к плечу, выставив вперёд пики, двигались всадники неторопливой рысцой, сминая выскакивавших на них гусар. Вёл отряд князь Дмитрий Пожарский. Он, пожалуй, один не растерялся в ставке государя, когда посреди ночи началась пальба, раздался воинственный клич польских гусар: «К бою, к бою!» — а в ответ послышались растерянные вопли русских, стоны раненых, вспыхнули жарким пламенем шалаши в основном лагере.
Он подскакал к царской колымаге, куда, уже не думая о церемониях, юрко влез Василий Иванович.
— Разреши, государь, повести стольников на поляков. Спасать надо Скопина.
Василий Иванович растерянно шмыгнул глазами туда-сюда в поисках брата Дмитрия, долженствующего командовать царским войском, но того и след простыл.
«Хоть на время, может, задержит поляков, пока я в Кремле запрусь!» — смекнул государь.
— Давай, князь! Повелеваю, чтоб тебе все подчинялись.
Пожарский, выхватив саблю, именем государя собрал подле себя всех, кто умел сидеть в седле. Выстроив отряд, предупредил артиллеристов, стоявших у пушек:
— Ежели нас отбросят, стрелять без команды. Мы по сторонам растечёмся!
И зычно выкрикнул всадникам, указывая саблей:
— Вперёд! Не посрамим Москвы!
С раскатистым «Ур-ра!» отряд двинулся вперёд. Спустившись с косогора, он, как большой каток, начал сминать всадников в голубых плащах. Скопину тоже наконец удалось собрать растерявшихся было воинов, и он атаковал с другой стороны. Попав в клещи, на этот раз запаниковали гусары. Они отчаянно пришпоривали своих уже усталых лошадей, не помышляя больше о сражении, а стараясь лишь как бы побыстрее выбраться из этого ада.
Наутро вернулся в свою ставку государь и ближние бояре. Шуйский поманил к себе пальцем Пожарского, ещё не оставившего коня:
— Молодец! Хвалю! Мне бы побольше таких верных воинов! — При этих словах Шуйский насмешливо покосился на брата.
Тот насупился, но сказать было нечего.
— Ты заслужил нашу милость! — продолжил царь Василий и остановил властным жестом встрепенувшегося было, чтобы возразить, князя. — Знаю, ты горд, как и весь ваш род! — снять усмехнулся Шуйский. — Горд, но не богат! Верно?