Воевода

   — Со стороны Польши появились внезапно, будто упали с неба облака, подобные горам и пещерам. Посреди них мы с женой явственно увидели льва. — На слове «льва» Исаак снова сделал ударение, и Жак снова кивнул, давая знак, что понял. — Лев поднялся и исчез. Зато появился верблюд, который вдруг превратился в великана в высокой шапке, который тоже вскоре исчез, будто заполз в пещеру...

Вильгельм слушал голландца с разинутым ртом.

   — И вдруг из облаков поднялся город со стенами и башнями, из башен шёл дым. Такой красивый город, будто нарисовал его художник.

   — И что потом? — не выдержал Вильгельм.

   — А потом — ничего! — вздохнул Исаак. — Всё исчезло, как мираж.

Вильгельм рассмеялся:

   — Это что за знамение. Вот я однажды две луны видел, и обе красные...

   — Пьян был, как всегда, — строго сказал Маржере.

Вильгельм смешался и занялся приготовлением отвара для больного. Исаак притворно вздохнул:

   — Конечно, вам, военным, чего бояться! А вот мы с женой решили: сегодня вечером, — он снова подчеркнул голосом последние два слова, — припрячем всё наше добро, накопленное таким трудом.

От жалости к себе Исаак даже всхлипнул, поднял к глазам кружевной платок из тончайшего батиста. Маржере глянул на него с усмешкой:

   — А что в городе слышно?

   — Ничего, — торопливо ответил Масса. — Тишина полная...

   — А во дворце?

   — Там веселятся. Царица собирается устроить маскарад на европейский лад, готовит забавные маски...

Когда он упорхнул, Маржере предался тревожным раздумьям. Предупредить царя! Но как? Если это сделает он сам и об этом узнает Гонсевский, головы ему не сносить. Надо придумать что-то похитрее. Наконец он позвал:

   — Вилли!

   — Когда приготовишь отвар, позовёшь ко мне Конрада Буссова. И оставишь нас одних. Понял?

...Располневший на царских харчах вояка ввалился без стука, увидел сбитую постель и с сочувствием проговорил:

   — Мой бедный старый боевой друг! Могу ли я чем-то облегчить твои страдания? Мой зять, известный тебе патер Мартин Бер, знает секрет какого-то волшебного бальзама. Хочешь, я приглашу его к тебе?

   — Вряд ли какой-нибудь бальзам мне поможет! — покачал головой Маржере. — Меня отравляет тревога за его величество, уж очень он беспечен.

   — Ты прав, Якоб, — согласился Конрад, называя Маржере на немецкий лад.

Он сел поудобнее в кресле и, широко расставив ноги в огромных сапогах, опёрся руками на эфес палаша.

   — Наш император по молодости легковерен, тебе приходится нелегко, чтобы обеспечить его безопасность, — разглагольствовал лифляндец. — А всё почему? Назначил командирами рот этих юнцов — Кнаустона и Лантона. Нет чтобы рекомендовать меня! Ты же знаешь, я предан как пёс!

   — Да, да, — притворно согласился Маржере, знавший историю жизни Буссова, столь богатую предательствами. — Но что я мог поделать? Ведь ты сам сказал, что государь молод, он и приближает к себе тех, кто помоложе. Впрочем, если бы тебе представился случай доказать ему свою преданность, он наверняка приблизил бы тебя. Наш государь умеет быть благодарным.

   — О, конечно! Вон как он озолотил Мнишека! А за что? Ведь тот бросил его после первого сражения! Но где найти тот случай? — лифляндец с надеждой взглянул на Маржере.

Тот с удовлетворением убедился, что Буссов готов заглотнуть наживку, и продолжал слабым голосом человека, прикованного к смертному одру:

   — Ты видишь, я не могу подняться. Поэтому не могу сообщить государю важную весть...

   — Что за весть? — подался вперёд Буссов.

Маржере медлил, как бы колебался.

   — Давай я передам, ну, говори же! — теребил его с загоревшимися глазами ландскнехт.

   — У меня есть достоверные сведения, что сегодня ночью на дворец нападут заговорщики. Государь должен быть готов к отпору.

   — Я расскажу ему обо всём, как только наша рота заступит на дежурство. И буду как лев биться с изменниками! — вдохновился Буссов, вскакивая. — Так я пойду, надо надеть кольчугу под платье. Бережёного Бог бережёт, как любит говорить мой зять...

   — Иди, и да благословит тебя Господь! — слабым голосом напутствовал его больной, донельзя довольный проделанным манёвром.

Буссов вроде бы почувствовал угрызение совести, во всяком случае вернулся от порога.

   — Я скажу государю, что это известие исходит от тебя.

   — Ни в коем случае! — вскричал Маржере так испуганно, что вновь породил подозрение в голове лифляндца.

   — Почему? Это будет не по-рыцарски с моей стороны...

   — Я и так уже обласкан государем, — печально сказал Жак, снова входя в роль больного. — Да и не знаю, смогу ли и дальше удерживать в руках шпагу. А ты, мой друг, по досадной случайности оказался в стороне от милости монарха. Так лови удачу за хвост. А мне достаточно от тебя бочонка рейнского, если, конечно, поправлюсь.

Он снова упал на подушки и махнул рукой Буссову:

   — Скажи моему Вилли, что мне пора пить отвар, прописанный царским лекарем.

Хитрость Маржере удалась. Когда Димитрий к вечеру направился было в покои царицы, Конрад вырос на его пути, застыв в почтительном поклоне.

   — Что тебе, немец? — ласково спросил Димитрий.

   — Государь, тебе грозит сегодня опасность, — сказал Конрад.