Дали сигнал и с казацкого струга, и флот потянулся к левому берегу, судно за судном и плот за плотом останавливаясь против Волжской луки. Но прежде ткнулся носом в прибрежный песок головной корабль. Оглядев высокую лесистую кручу над слиянием Волги и Самары, уже спрыгнувший на берег князь Григорий Осипович Засекин сказал: «Добрая земля!» Это означало, что уже нынче стучать тут топорам и поднимать срубленную загодя крепость – новый оплот Москвы на диких, никому не принадлежавших землях…
Далеко от Волги, в дикой степи, из молодой высокой травы вырастал исполинский каменный идол. У горизонта, на юге, темными изумрудными лоскутами тянулись леса. А над ними, куда ни глянь, распростерлось бескрайнее синее майское небо.
Каменный идол с лицом первобытной женщины охранял степь уже тысячу лет. Его называли Хазарской бабой. Одни племена, собираясь на битву, объезжали «бабу» стороной, опасаясь проклятия, другие же приносили сюда жертвы: сжигали у подножия идола коз и овец или убивали плененных врагов. Даже воинственные булгары, не любившие своих повелителей-хазар, не осмеливались трогать каменную бабу.
Ногайцы же, ставшие хозяевами Волжского дикого поля, но так и не приобретшие собственной религии, относились к идолу с почтением. Именно тут мурзы многочисленных ногайских улусов назначали друг другу встречи – словно брали каменного истукана в свидетели, когда принимали судьбоносные для себя и своих соседей решения.
С севера и юга бескрайней дикой степи двигались сейчас сюда по зеленой весенней траве два конных отряда – не спеша, легкой рысью. Всадники были похожи и внешностью, и одеянием, и злым выражением глаз, устремленных навстречу друг другу. Вскоре оба отряда, человек по пятьдесят в каждом, остановились у каменной бабы.
– Приветствую тебя, Байарслан, – сказал богато одетый ногаец в высокой шапке, подбитой черным лисьим мехом, с хвостами, пышными косами свисавшими сзади и по бокам.
– И тебе здравствовать, Шахмат, – выехал вперед командир второго отряда, худощавый, в кольчуге и куньей шапке, с прокопченным лицом и тонким узловатым белым шрамом, пересекавшим левую скулу.
– Зачем звал нас? – задал вопрос Шахмат. – Зачем торопил?
– Знает ли мурза Адыгей, твой дядя, что надумали московиты? – последовал ответный вопрос.
– А что они надумали, Байарслан? – Шахмат неожиданно усмехнулся: – Московиты – те еще хитрецы! Всегда только и жди от них подарка!
– Неужто не знаешь? – озлился худой ногаец со шрамом, с трудом сдерживая коня, которому передавалось настроение седока. – Неужто мурзе Адыгею до сих пор не донесли, что ставят московиты новую крепость на землях Дикого поля – наших исконных землях? Где похоронены наши деды, славой покрывшие себя в битвах!
Степной ветер подхватывал куньи и лисьи хвосты на шапках обоих командиров, затрепал их.
– Мурза Адыгей ничего не знает о том, – пожал плечами Шахмат. – И где ж эта крепость?
– У древней реки Самары, – холодно ответил Байарслан. – Там, где она впадает в Волгу. – Было видно, что он не верит ни единому слову командира враждебного ногайского отряда. – И хуже того: с ними – казаки! Эти исчадия ада, шайтаны! И не просто казаки, а во главе с самим атаманом Барбошей, верно прозванным Кровавым. Наши люди с Казани уже донесли, что встал он на сторону царя Московского.
– Неужто спелись стрельцы и казаки? – нарочито недоверчиво спросил Шахмат. – Странно мне это слышать, Байарслан, ох, странно!..
– Я звал тебя, чтоб поехал ты к своему дяде мурзе Адыгею и узнал, будет ли он воевать с русскими?
– Воевать с царем Московским? – удивился Шахмат. – Неужто мурзе Урусу пришла в голову столь опасная мысль?!
– Да! – натянув узду, выкрикнул Байарслан. – Именно так, Шахмат! – Воины с обеих сторон заволновались, цепко приглядываясь друг к другу. – Пока не поздно, надо дать отпор московитам! Сжечь их крепость, пока они ее не достроили! Пока не возвели стены и башни, за которыми так любо прятаться царским слугам! Потом будет сложнее! А если мы ударим сейчас, да сообща, все у нас получится! Перебьем стрельцов и казаков, а там когда еще царь Московский пришлет другие войска?! За нами – Дикое поле, великая степь и леса. Ударим и уйдем. Пепел оставим, уголь!..
– А не лучше ли жить в мире с московитами? – осторожно предложил Шахмат. – Торговать с ними, к примеру?..
– Так думаешь ты или твой хозяин, мурза Адыгей? – огнем ненависти все сильнее наливались глаза Байарслана. – Отвечай, Шахмат!..
– Я передам дяде просьбу твоего хозяина, мурзы Уруса, – ушел от ответа Шахмат. – Он известит вас.
– Так я и знал! – сорвался наконец Байарслан. – Вы уже всё решили! Вы знали, что московиты ставят крепость на Самаре!
– Не смей говорить за моего хозяина! – начал злиться и Шахмат.
– Ну конечно! – издевательски рассмеялся Байарслан. – Отец твоего дяди Адыгея, твой дед, еще у царя Грозного искал защиты, хотел погубить Дикое поле! Теперь сын продолжает дело своего отца, верно?!
– Нам не о чем больше говорить! – огрызнулся Шахмат.