Воевода Дикого поля

– Завтра об этом потолкуем, – уклонился Засекин от ответа, поднимаясь из-за стола. (За ним тотчас поднялись и стрельцы.) – На трезвую голову.

– Давай сейчас! – задиристо воскликнул казачий атаман. – Чего тянуть?!

– Потерпи, потерпи, утро вечера мудренее, – спокойно осадил его воевода.

Утром, когда Матюша мучился похмельем, Григорий Осипович сам зашел к нему.

– Слушай меня внимательно и мотай на ус, атаман, – строго сказал он. – Я в этой крепости хозяин, ты – гость. Да, я привечаю ногайцев мурзы Адыгея и тебе советую. Он младшим братом царю Московскому быть пожелал, торговлю с нами ведет. Против одного мурзы Уруса мы выстоим, а против Уруса и Адыгея – навряд ли. Казань далеко – разве что к пеплу, который от крепости останется, да к костям нашим подоспеть сможет. Вы, казаки, – птицы вольные: сегодня здесь, завтра – там, так что на вас надежды мало. На стрельцов только одних и надежда. Поэтому добром прошу: не ссорь нас с ногайцами!

– Дак как же я отличу, князь, ногайцев Уруса от ногайцев Адыгея? – усмехнулся атаман. – Они ж для меня все на одно лицо!

– Твоя забота, – отрезал Засекин, – мне до того дела нет. Я различаю, значит, и ты сумеешь. И не дури мне! – Он дошел до дверей избы, предоставленной Матюше, обернулся: – Поперек воли царевой пойдешь – пожалеешь.

– А ты не пугай меня, князь, не пугай! – огрызнулся ему вслед атаман. – Пуганый уже! И сибирским ханом, и всеми мурзами, какие только вдоль Волги есть!

– Да я и не пугаю, – спокойно ответил от порога Григорий Осипович. – Предупреждаю просто. Я – царев слуга, и любую волю его исполню. Не спущу, коли натравишь на нас мирную орду! Мне Волгу доверили, и я ее как дом родной охранять стану. Прощай!

6

Матюша оказался своеобразной «наживкой» для крупной рыбы. Прознали в орде Уруса о появлении известного атамана разбойников или нет, истории не известно, но уже через день влетел в Самару ногайский гонец от мурзы Адыгея. С известием, что враждебные конные полки идут в сторону новой московской крепости.

– В Казань к воеводе Турову послали гонца? – с тревогой спросил Засекин у ногайца.

– Послали, пресветлый князь, – ответил тот. – Но до Казани путь долог, а Урус уже скоро здесь будет!

Так оно и вышло: через пару дней из лесостепи вылетела конная армия неприятеля, и вскоре весь левый берег буквально почернел от ордынцев – к Самаре приближались ногайцы Уруса во главе с самим мурзой. Богдан Барбоша со своими казаками заранее уйти не успел, и теперь ему не на жизнь, а на смерть предстояло драться. А уж Матюше Мещеряку и подавно: ногайцы лютой смерти предали бы обоих атаманов, попадись те им в руки живыми!

Урус, рожденный русской пленницей от мурзы, ненавистника Москвы, оглядывал крепость на холмах и дивился ее собранности, силе и твердости, с коими вросла та в землю степняков. Да как быстро – точно шатер за ночь разбили! И впрямь царь Московский широко шагает: сугубо из бревен, да с башнями! Неужто так и будут идти эти русские, наступая на Волжское дикое поле, отнимая степи и леса, пока не отбросят их, ногайцев, здешних хозяев, к степям и пескам Азии?! Не бывать тому! Не позволит он! Пусть даже половину своих ордынцев погубит, но сожжет эту крепость! А когда московиты станут выбегать из горящих домов, перебьет их всех до единого! Никого не возьмет в полон, ни одного в живых не оставит! Только холодные угли под осенними ветром и дождем станут свидетелями его, мурзы Уруса, силы и правды!

Григорий Засекин знал: ногайцы тянуть не станут. Всю вечернюю службу, которую вел Феофан, отстоял князь накануне в деревянном храме.

– Помните слова святителя, – сказал в конце проповеди молодой священник, и голос его дрогнул, – «Стоять на этом берегу городу, и не быть ему разрушенным врагом во веки веков!». От вас, защитники, зависит теперь исполнение воли Господа нашего!

Ночью стоило выспаться: день обещал быть страшным. Но Засекин то и дело просыпался: чудилось, будто ордынцы уже подступают к крепости, что уже рядом совсем…

Однако те дожидались утра.

Разбив за ночь шатры, на рассвете ногайцы получили команду наступать. Сотни их поскакали к крепости с зажженными на концах стрелами: такая стрела, пронзив воздух, взметнется вверх и потом тяжело полетит вниз – вопьется, разбрызгивая горящую смолу, в крышу избы, в купол церкви, в крепостную башню. Но прежде, чем ордынцы успели подлететь к стенам на должное для выстрелов расстояние, ударила в них свинцом изо всех бойниц пара сотен стрелецких и казацких пищалей. Стрелками же те и другие были отменными! Лучших из лучших привез с собой из Москвы князь Засекин, а о казаках и говорить не приходилось – любого могли в стрельбе обойти!

Потому только четверть ордынцев и смогли подлететь к крепости на холмах, пальнуть горящими стрелами. Но у каждого стрельца и казака для такого случая по две, а то и по три пищали было на брата. Так что лишь нескольким счастливчикам довелось добраться до ханского стана.