Воевода Шеин

И впрямь «чудеса» у него на глазах превращались в явь. Приближаясь, шар стал меркнуть, и, когда подкатился к самым воротам, Михаил увидел коня, телегу и на ней горящие свечи. Сердце ёкнуло от радости и догадки: «Сильвестр! Только ему дано творить такие чудеса!» И Шеин крикнул ратникам, которые стояли в карауле близ ворот:

   — Открывайте! Это свои!

Он спустился со стены и побежал к арке башни.

Ворота уже открыли. Показалась морда коня, а рядом лик огненно-рыжего Сильвестра. Шеин подошёл к нему.

   — Сердце почуяло, что это ты с чудом катишься, — сказал Михаил.

Он обнял Сильвестра, похлопал его по спине. Спросил: — Что это у тебя на возу?

   — Так зерно, мука, крупы. Что мог, то привёз, не взыщи...

   — Батюшка Сильвестр, да мы на тебя помолимся за сей дар!

К башне пришёл князь Горчаков. Шеин поручил ему взять под опеку всё, что привёз Сильвестр, и повёл ведуна в воеводские палаты.

Мария и дети уже спали, слуги тоже, и Михаил привёл Сильвестра на кухню. Там, в тишине и без помех, побратимы и устроились поговорить. У воеводы нашлось что выпить за встречу, чем накормить Сильвестра с дороги. Но это для него было не главное. Ему не терпелось поведать Михаилу обо всём, что случилось под деревней Клушино, в шестидесяти вёрстах от Можайска. Пересказав, как громили поляки русскую рать, как бежали из стана россиян шведы, Сильвестр добавил то, о чём думал весь путь от Клушина до Смоленска.

   — И выходит, Борисыч, что, разгромив рать Димитрия Шуйского под Клушином, поляки завершили тем битву за Москву. И ни под стольным градом, ни в нём не будет сечи. Поляки войдут в Москву, как входят в свои города, и их встретят хлебом-солью.

   — Так уж, право! — возразил Михаил.

   — Да, Борисыч, так всё и будет. Шуйского за царя уже никто не считает. Против него возник заговор. Во главе рязанский дворянин Захар Ляпунов, удалой да дерзкий.

   — Когда случится этот заговор? Чем обернётся? — спросил Шеин.

Сильвестр взял конец бороды, пожевал его и, глядя на Михаила пронзительными зелёными глазами, будто видя за его спиной всё, что происходило в Москве, сказал:

   — Худо обернётся сей заговор и для батюшки-царя Василия и для матушки-Руси. Через два дня после праздника во славу равноапостольного князя Владимира Святого Шуйского свергнут с престола. А чтобы он больше не воцарился, его постригут в монахи. Поначалу заговорщики его пощадят, а потом одумаются и свершат постриг.

   — И все твои речения обернутся правдой?

   — Истинно. Крест целую. — И Сильвестр перекрестился. — И кара Шуйского ждёт жестокая вместе с братьями Димитрием и Иваном. Всех их закуют в железы и отдадут в заложники гетману Жолкевскому. Вот чем станет для Руси клушинское побоище, — закончил Сильвестр своё прозрение будущего.

Молчал он долго. И у Шеина не было слов. Он думал, чем обернётся разгром русской рати для защитников Смоленска. Ведь Русь посылала их для спасения смолян и древнего русского города. Теперь от Москвы не приходилось ждать помощи. Все запасы продовольствия, предназначенные для Смоленска, весь боевой припас стали добычей поляков в Дорогобуже. Смоленск, его жители обрекались клушинским разгромом русской рати на погибель. Острая боль охватила Шеина и от мысли о том, что будет со всей Русью. Ведь если поляки в Москве или рядом, у них появилась возможность послать на престол державы королевича Владислава. И показалось Михаилу, что всё дальнейшее в судьбе Смоленска произойдёт само собой. Коль посадят на русский трон Владислава, какой смысл держать Смоленск в осаде? И надо думать, что отец и сын договорятся между собой и Сигизмунд ради сына снимет осаду Смоленска.

Но тут ему, воеводе Шеину, надо держать ухо востро. Во всяком случае, он и в мыслях не допускал, что россияне смирятся с тем, что на троне Руси окажется польский отпрыск. Не отдадут ему престола россияне. А если он захватит его с помощью вельмож, тяготеющих к Польше, то, надо думать, свергнут силой. Есть ещё воители на Руси.

Придя к такому выводу, Михаил не стал допрашивать Сильвестра, чем обернётся для смолян переворот в Москве. Он лишь спросил:

   — Побратим, а ты видишь то время, когда держава истинно начнёт возрождаться от смуты, а Смоленск избавится от осады?

   — Нет, — последовал печальный и вместе с тем с отзвуком металла ответ.

Сильвестр не смотрел в сторону Михаила, потому как говорил неправду. Он знал судьбу Смоленска и смолян до исхода. И пришёл он в город не для того, чтобы изменить течение судьбы, а чтобы разделить со смолянами их тяжкую участь.

Михаил не пытался получить от Сильвестра более пространный ответ. Знал, что этого нельзя делать. У ведунов свои законы, нарушать их они не позволяют. Время уже было позднее, и Михаил сказал:

   — Идём, я провожу тебя в опочивальню. Вижу, что ты устал.