Воевода Шеин

Анисим подумал, что за разговором меньше ощущается страх и принялся рассказывать, как обвёл вокруг пальца ротмистра Верницкого. Разговоры помогли. За ними Анисим накормил Ваню, сам перекусил хлеба да говядины. Даже сделали остановку на лесной дороге, дали коню овса.

— Животине силы нужны, — сказал Анисим Ване, — а то и не побежит.

И снова в путь. Дорога пустынна. Наступила ночь. Метель, похоже, угомонилась, в верхушках деревьев уже не завывал ветер. Ваня уснул. У Анисима сна ни в одном глазу. И усталости нет. Настроение боевитое, злое. Просто Анисим сам себя взвинчивал. Да и не напрасно: знал, что, когда в душе всё кипит, значит, будет удача. Об одном молил Бога Анисим: чтобы Янек не подвёл. Пока он казался бодрым, но чересчур сторожким. Он часто прядал ушами, фыркал и даже ржал. Анисим понял, что он привык ходить в обозе, чувствовать дыхание коней, бегущих впереди и позади.

Конь волновал Анисима и по другому поводу. Был он видный, холёный, и как только наступит рассвет, как только они появятся в селениях, которых на долгом пути не минуешь, так сразу же на него обратят внимание властные поляки — разные бискупы — и те, кто готов поохотиться за чужим добром. И надо было Анисиму придумать нечто, чтобы обезопасить себя, но пока в голову ничего путного не приходило.

Близился рассвет. Метель утихомирилась. Небо очистилось от туч. За лесом вот-вот проснётся заря. И Анисим подумал, что хорошо бы ему провести день где-то в лесу и не показываться пока в селениях. Но лес в зимнюю пору принимает не каждого, да и смелости надо много, чтобы в него с головой окунуться. Однако Анисим был везучим человеком. Уже рассвело, и он увидел на встречном пути санный поворот в лесную чащу. Остановил коня, присмотрелся, заметил обломанные сосновые ветки, кору, лежащие в колее, и решил, что кто-то в глубине леса валит лес и вывозит. Знал Анисим, как лесорубы на вырубках зимой обустраиваются, они и шалаши тёплые ставят, если рядом зимника нет. Анисим рискнул въехать в чащу и сделал это так, чтобы не оставить своего еле да на повороте. Он проехал вперёд, развернул сани руками, опустил их в наезженную колею и сошёл через лощинку в лес.

Больше версты проехал Анисим, когда учуял запах костра. И конь заржал, пошёл веселее. Стук топора донёсся. Лесорубы уже трудились. Анисим остановил коня, нырнул в возок, разбудил Ваню. Тот спал крепко и не враз пришёл в себя.

— Ваня, к людям я еду, к лесорубам, так ты у меня будь немым. Ни слова, ежели спрашивать начнут, лишь головой мотай и мычи.

— Ладно, дядя Анисим, — ответил Ваня.

— Вот и поладили. Так я поехал. А ты помни: молчун отныне.

Анисим взялся за вожжи и погнал Янека дальше в лес. Вот и делянка. Поодаль справа от неё срублен зимник, мхом да ветками укрыт. Там же рядом, под навесом, лошадь стоит. Анисим увидел трёх лесорубов. Двое пилили лес, третий срубал сучья, стаскивал их в кучу. Заметив коня и возок, лесорубы прекратили работу. Один из них, мужик лет пятидесяти, в овчинном кожушке без рукавов, подошёл к Анисиму и спросил:

— Заблудился, что ли?

Анисим понял, что перед ним не поляк, а русский. Вспомнил он и то, что здесь когда-то была русская земля, взятая некогда Польшей.

— Заблудился, брат, заблудился. Так ведь света белого не видно было вчера, небо с землёй смешались.

— Да ты никак русский мужик-то. Нашенские так не гуторят.

Анисим соображал, как лучше ответить, чтобы не опростоволоситься.

— Так ведь и ты русский, только я из-за бугра, а ты здешний.

Подошли два других лесоруба. Это были молодые крепкие парни. Они молча осмотрели Анисима с головы до ног, застыли неподалёку.

— Верно сказано. Чем же тебе помочь? Меня Федулом зовут, а это Аким да Роман — сыновья-погодки.

— Анисим я. И сынок у меня в возке, Ваня. Немоту наслали на него, так говорили мне, что в вашем краю ворожея есть, которая немоту снимает. В Бресте я на торгу слышал.

— Верно, есть. Так это от нас в сторону Гомеля вёрст пятьдесят. — Федул подошёл к коню Анисима, осмотрел его, огладил. — С барской конюшни конь-то.

— С барской. Янеком зовут. А я служу конюхом у барина. Вот и дал сынка отвезти.

— Дорого будет стоить это тебе.

Федул смотрел на Анисима, прищурив маленькие серые глаза, в которых засветилась хитринка.

— Всему своя плата, — с настороженностью ответил Анисим.

— Верно. Только коня жалко. Она, ворожея Ефросья, как увидит справного коня, враз себе забирает, и не поспоришь. Вот какое дело, Анисим. Поедешь ты к такой бабке?

— Поеду.

— Ну-ну. Однако потом пеняй на себя.

— А что делать-то?

— Э-э, все русские мужики недотёпы, — усмехнулся Федул. — Ты найми у меня лошадёнку Стрелку, вон стоит. Она неказистая, но шустрая. А за наем я на твоём коне лес повожу. Не убудет от него.

«Хитёр Федул, на мякине не проведёшь. Да благую сделку прочит. На королевском коне далеко не уедешь. А тут россиянину послужит», — подумал Анисим и сказал:

— Ты обо мне, словно брат, печёшься. Согласен я. А в какой деревне эта ворожея живёт?

— Так и деревня называется — Ворожеево. Там и живут лишь колдуны.