Воевода заморских земель

Чайак ушел, по пути подмигнув девушкам, раскладывающим на траве свежие оленьи шкуры – просушить. Те рассмеялись. Вот бы взял кого из них в жены Красный Орел. Парень – хоть куда: и красив, и удачлив. Сын вождя к тому же. Ничего были девки – темненькие, фигуристые, глазки блестят, ресницы веером.

Вернулся Чайак быстро. Да не один – верный Кав-ак тащил три шкуры. Да умудрился по пути споткнуться, чуть не упал, неловкий – видно, на девчонок засмотрелся. А те и рады – засмеялись разом. Кав-ак, конечно, не Красный Орел, но тоже ничего, симпатичный. Правда, светлый и несуразный какой-то. Тощий. К тому ж – вечно в какую-нибудь историю вляпается – то пчелы его покусают, то сверстники побьют. В общем, никакого авторитета – хоть и исполнилось недавно шестнадцать – самое время жениться. Кав-ак уж и невесту присмотрел – молоденькую, естественно, младше себя – Цыйн Каккаан – Солнышко в дымке. Чайак его выбор не одобрял – молода больно Цыйн да тоща, вертлява – веретено, не девка. А уж смешлива: палец покажи – на три дня смеху! Цыйн тоже отличалась от всех в роде Ворона – может, потому и сдружилась с Кав-аком? Только, если Кав-ак был светлым, то Цыйн совсем наоборот. Ее волосы были невозможно черными, а кожа – краснее, чем у остальных. А глаза… Ох, уж эти глаза. Нигде и ни у кого не видел Кав-ак таких удивительных глаз – зеленоватых, вытянутых к вискам, загадочных. Ее выловили в море лет шесть назад – охотники на бобров увидали после шторма большой плот с мачтой. Никого не было на плоту, лишь в шалаше из пальмовых листьев, что располагался посередине, у мачты, обнаружили плачущую девочку. Охотник по имени Кленовая Рука удочерил ее – жена была бездетной, в ребенке души не чаяли. А Цыйн – так назвали девочку, ибо, когда она улыбалась, вокруг словно становилось светлее – росла веселой. Быстро забыла все свои горести, лишь иногда вскрикивала во сне, да, забываясь, произносила некоторые слова не так, как говорили здесь: воду называла – атль, змею – коуатль, лань – мазатль. Еще одно слово было – Уицилапочтли. Слово это произнесла Цыйн со страхом, увидев несколько убитых змей. Что ей там почудилось, что вспомнила – никому не рассказывала, даже Кав-аку. Только нарисовала на песке изображение злобного демона с широким лицом и суровыми глазами, опутанного змеями, с ожерельем из человеческих лиц и оскаленной пастью. «Уицилапочтли, – с ужасом произнесла она. – Жестокий бог теночков. Бойся его, Кав-ак!» И сразу же стерла рисунок… С тех пор еще больше сблизились Кав-ак и Цыйн. Правда, над девчонкой подружки смеяться начали. Тоже, выбрала жениха, ну надо же! Даже перьев красивых не подарит подружке – где этакому неумехе птицу добыть. Однако Чайак все же в стан бледнолицых взял именно Кав-ака. Тот хорошо знал язык «новгородчей» – еще в детстве научила покойная мать, теперь вот пригодилось. Да и – об этом тоже знал молодой вождь – не таким уж и неумехой был Светлый Глаз. Просто привыкли все его дразнить – а ведь и ловким был Кав-ак, и упорным, и, когда надо, хитрым…

– Здравствуй, бабушка Кутханга! – подойдя к старухе, почтительно приветствовал ее юноша.

– Здравствуй, здравствуй, Безрукая Репка! Давай сюда шкуры, да не вздумай и близко подходить к моему вигваму – еще обрушишь. Чайак, я ж тебя просила…

Девки покатились со смеху. Одна Цыйн – маленькая, тоненькая, хрупкая, с продолговатыми сияющими глазами – на этот раз не смеялась. Лишь вздохнула, с завистью посмотрев на подруг – у тех, у каждой, в волосы были вплетены птичьи перья – гусиные, утиные, какие угодно – подарки женихов-ухажеров. У одной Цыйн таких перьев не было. Пока не было… Украдкой взглянув на девушку, Кав-ак перехватил ее взгляд. Улыбнулся. Ничего, Солнышко в дымке, будут и у тебя птичьи перья. Зря, что ли, насторожены силки в лесу? Правда, уже темнеет – ну да ничего, до захода солнца можно успеть. Зато как обрадуется Цыйн!

– Вот они, Олег Иваныч! – Ваня показал рукой на силки, растянутые меж ветками, в которых уже билась какая-то крупная птица. Интересно были расставлены силки, необычно, словно бы украдкой. Спрятаны меж ветвями – если не знаешь – ни за что не заметишь с тропинки, как ни вглядывайся. Как только Ване на глаза попались?

– Случайно, – пожал плечами тот. – Я на дерево влез, листьев нарвать, тут их и увидел.

Олег Иваныч задумался. Выходит, и в самом деле недалеко селенье тлинкитов. Однако зачем так тщательно прятать силки? Неужели, кроме индейцев, на острове живет кто-то еще? Или – от своих же спрятаны? И, что характерно, нигде рядом нет других ловушек. Может, на определенную птицу ставлены? Может. И раз тайно, может, имеет смысл подождать охотника? Он явно должен бы прийти за добычей один – иначе зачем силки прятал?

– Ну да, Олег Иваныч! – усмехнулся Гриша. – Придет он, как же! Ну, кто ж будет тащиться на ночь глядя?