Воевода заморских земель

Тламак давно такую змею выслеживал. Специально отпрашивался у Таштетля за ворота — тот не препятствовал: о том, как именно и через какое время сменяется воротная стража, исправно доносил Тламак, а что ему поделать было? Вот и сейчас пошел. Прихватил с собой мешок да палку-рогатину. Видел вчера змеиный след на песке. Опасное, конечно, дело — раздобыть змеюку, но… Уж больно хотел Тламак подарок сделать новому своему другу Ваньке. Уже и с кожниками договорился заранее — приноси, говорят, змеюку — полшкуры твои, ежели платить не хочешь, ну и мясо нам останется — зажарим на угольках, хочешь, есть оставайся. Тламак лишь улыбнулся. Можно и поесть, мяса-то. Да не одному — друга Ваню позвать. Когда еще свидятся — Таштетль на днях в обратный путь собирался, видно, все вызнал, что ему надобно было.

Тламак ушел, прикрыв за собой дверь. Дремавший на лавке — посетителей ввиду жары пока не было — Кривдяй проводил его ленивым взглядом. Вспомнил вдруг, что не сказал еще Таштетлю о том, что видел Олелька. А тот ведь утверждал, что молодой проводник Тламак молился у православного храма. Значит — крещеный. Знает ли об этом Таштетль? И самое главное, какая выгода будет ему, Кривдяю, ежели Таштетль об этом узнает? Потому и не торопился пока Кривдяй, выжидал. Ха! А может, золотишка попросить у Таштет-ля за важную новость? Даст ведь, когда надо — не жадный. Кривдяй нацедил себе в кружку октли и задумчиво выпил.

Змея лежала на камне. Мощная, красивая, блестящая. Свернутая, словно пружина. Тламак отыскал ее сразу — недалеко и ушел с масатланской дороги. Осторожно подошел ближе. Ух, красавица! Словно живое воплощение великого бога Кецалькоатля. У какого иного ацтека рука бы не поднялась, но только не у тайного христианина Тламака. Ну, что это за бог? Змея — змея и есть. Подлая ядовитая гадина. Какой от нее толк? Вред один. Ну, красива, да… К тому же — довольно вкусна, доводилось как-то пробовать у каита. Тламак раскрутил пращу, вложил специально приготовленный камень. Змея дернулась вдруг, словно что-то почувствовала. Подняла узкую треугольную голову, увидев юношу, яростно зашипела, завернулась кольцами… и прыгнула! Ну, дура… Тламак только свистнул, на лету сшибив гадину камнем. Умная змея уползла бы быстренько в камыши от греха — ищи потом ее там, свищи. А эта, вишь, завыпендривалась. Мол, прыгнет сейчас, укусит. Ну что, тварюга, прыгнула?

Осторожно отделив обсидиановым ножом раздробленную камнем голову, Тламак спустил на песок кровь и, свернув кольцами безголовое змеиное туловище, сунул его в мешок.

Олег Иваныч оклемался лишь к вечеру — голова болела безбожно, вот что значит перевар с бражкой мешать. Интересно, как этот… «полковник»? Адмирал-воевода испил принесенного сердобольной супругой сока каких-то ягод и, накинув плащ прямо на рубаху, отправился в палаты гостей. Великий окамбеча «полковник» Кучунцин, взъерошенный, в подаренной вчера лазоревой рубахе с вышивкой, сидел на верхней ступеньке крыльца и тоскливо плевал вниз во двор зеленой тягучей слюной. Олег Иваныч присел рядом:

— Что, брат, тяжко?

Кучунцин кивнул, словно бы понимал русскую речь. Впрочем, чего тут было непонятного?

Адмирал-воевода подмигнул гостю и, выловив взглядом слугу, послал его в амбар за брагой. Вроде не все октли вчера выпили.

— Ну, вот. — Отхлебнув прямо из кувшина, Олег Иваныч передал его Кучунцину. Тот, поблагодарив кивком, тоже припал к горлышку. Неплохая бражка, холодненькая.

Олег Иваныч доверительно повернулся к «полковнику»:

— Вот так, бывало, придешь на работу — а работал я дознавателем на Петроградской — после какого-нибудь праздника. Башка раскалывается, а тут еще «двести первую» выполнять да две очные ставки. Ну, очняки отменяю, конечно. А «двести первую» — уж никак, сроки. А прокурор, зараза… ууу… Понимаешь меня, да?

Кучунцин улыбнулся. Мотнул головой, тоже на жизнь пожаловался. Мол, одна у него жена — дочка правителя — можно бы и вторую, да нескромно это. Всякие лицемерные уроды, типа главного жреца-петамути, возмутятся. Скажут, слишком много возомнил о себе окамбеча, не пора ли принести его в жертву Красному Богу Венеры? Ох уж эти жрецы — так бы их и поубивал бы! Нет, ладно, бывает, попадаются и среди них хорошие люди, с которыми и октли попить, и по девкам, но нынешний петамути, старый пердун, уж такой аскет да скромник, дальше ехать некуда. Правда, недавно узнал, уж больно сильно он мальчиков любит. Это хорошо. Подставим ему нужного мальчика, потом посмотрим — кто кого принесет в жертву Красному Богу Венеры. А еще, говорят, петамути с теночками связан. Ух, старая ящерица! Теночки спят и видят, как бы всех тарасков-пупереча принести в жертву своим дурацким богам. Да, в Цинцунцаые тоже приносят человеческие жертвы, но не в таком количестве, как теночки! Надо ведь и меру знать, а то скоро совсем людей не останется.