Когда громадные тройные ворота ада открываются неожиданно перед ним нараспашку, и когда глубокий ров небытия и ночи разверзается под его ногами во всем своем ужасе, он пробегает своим неустрашимым взором мрачную империю хаоса; и не колеблясь, раскрыв свои обширные крылья, которыми он мог бы накрыть всю армию, он спешить навстречу пропасти.
Я не могу себе представить большего гордеца. И это, по-моему, одно из замечательных усилий воображения, как одно из самых прекрасных путешествий, которые когда-либо были сделаны.
Глава XXXVIII
Я бы никогда не закончил, если бы захотел описать тысячную долю необычных событий, которые случаются со мной, пока я путешествую вокруг своей библиотеки; путешествия Кука и заметки его подручных офицера Бэнкса и доктора Соландера, издавшего богато иллюстрированную историю его первой куковой кругосветки, ничто в сравнении с моими приключениями в одной этой области; ибо мне кажется, что я там мог бы провести там восхитительную жизнь и без бюста, о котором я только что говорил, на котором в конце концов мои глаза непременно останавливаются, в каком бы состоянии ни была моя душа. И, когда она слишком сильно взволнована или когда она впадает в депрессию, мне достаточно только взглянуть на этот бюст, чтобы она вновь почувствовала себя в своей тарелке: это диапазон, в котором я согласую разнообразие чувств и восприятий, которые формируют мой мир.
Какое сходство! вот черты, которая натура дала наиболее добродетельным людям. Да, если бы только скульптор мог сделать видимыми его бюста превосходные душу и характер!
Но что это я взялся? Уместно ли здесь произносить эклоги? Это что, к окружающим меня людям я адресуюсь? Да им все до лампочки.
Я удовлетворяюсь тем, что падаю ниц перед твоим дорогим образом! Несчастье отцов! Увы, этот образ это все, что мне осталось от тебя и моей родины: ты покинул землю в момент, когда преступление вот-вот должно было совершиться, и таковы несчастья нашей жизни, что и я сам и вся наша семья сегодня принуждены смотреть на потерю тебя как благодеяние.
Какие несчастья заставила бы тебя испытать более долгая жизнь! О мой отец, судьба твоей многочисленной семьи, известна ли она тебе в твоем счастливом обиталище? Знаешь ли ты, что твои дети изгнаны из этой родины, которой ты служил в течение 60 лет со всем усердием и честностью? Знаешь ли ты, что им запрещены визиты на твою могилу?
Но тирания, которую они назвали Республикой, не способна отнять у нас родину наиболее ценной части твоего наследства: память о твоих добродетелях и силу твоих примеров – среди криминального потока, который потащил Францию в пропасть, а их судьбу в безвестность и на чужбину, меня вот занесло пока в Италию, а потом дотащит и до России – они остались неизменно верны линии, которую ты им начертал; и когда они смогут вновь пасть ниц над почитаемым прахом тебя, родина вспомнит их.
Глава XXXIX
Я обещал диалог и вот я держу свое слово.
Самое раннее утро: лучи солнца украшают одновременно верхушку горы Визо и более отдаленных гор на острове, нашем антиподе где-то в южной части Тихого океана; и мое животное уже тоже просыпается, или потому что его ранний просып связан с эффектом ночных видений, которые часто вгоняют его в волнение, как утомительное, так и бесполезное; или же карнавал, который уже подходит к концу был тайной причиной пробуждения. Эта пора удовольствий и глупостей имеет такое же влияние на человеческую машину как и фазы луны или стояния определенных планет.
Наконец оно проснулось и весьма, пока моя душа – и она в том числе – освобождалась от остатков сна.
Довольно долгое время она разделяет конфузливые чувства моего животного; но она все еще в скрепах ночи и сна; и эти скрепы, как ей кажется, трансформируются в вуали, лимоны и индийские покрывала.
Моя бедная душа как бы запакетирована во все эти причиндалы, и бог сна, чтобы удержать ее еще сильнее в своей власти, добавляет сюда еще завитки белокурых волос в беспорядке, рубиновые заколки, жемчужные ожерелья: мое истинное сочувствие тому, кто видит, как она бьется в этих тенетах.
Возбуждение благородной моей части добавляется моему животному и это в свою очередь мощно возбуждается в самой моей душе. Я целиком впадаю в состояние, которое трудно описать, пока наконец моя душа, то ли в силу мудрости, то ли в силу случая, находит способ избавиться от вуали, которая ее душит.
Я не знаю, отыскала ли она отдушину или же она просто вознамерилась разбудиться, что более натурально; остается фактом, что она нашла выход из лабиринта.
Косички в беспорядке были на своем месте; но это не было более препятствием, это было скорее средством; моя душа ухватилась за эти косички, как тонущий человек хватается за траву на берегу; но жемчужное колье разорвалось во время процедуры, и жемчужины, попадав с нити, покатились по софе, и оттуда на зеркальную подставку мадам де Хоткастль.