Войку, сын Тудора

Султан сел вдруг на своем ложе, пораженный внезапной мыслью. Ведь именно так, по всем меркам, поступал его теперешний противник, молдавский бей Штефан. Он тоже не сидит за стеной — в одной из своих малых, но отличных крепостей. Не прекращает набегов на мунтян, хоть не хочет их земли и, постоянно побеждая, ни разу не пытался ее присоединить. Достается от его налетов и названным сюзеренам бея — мадьярину и ляху. Что это? Неужто Штефан-бей вот уже четверть века подслушивает его, Мухаммеда, мысли? Не связаны ли они оба невидимой, роковой связью, записанной в движениях светил в таинственных криптограммах Зодиака?

А если так, кто из них все-таки одолеет на сей раз, в этой схватке? Надо приказать Куттаб-заде, главному звездочету, сей же ночью вновь проверить расположение планет!

Все ясно, впрочем, и без астролога: слишком неравны их силы. У бея, кроме того, есть могущественные враги в его собственной земле — бояре старых родов, сторонники падишаха. Бей Штефан будет окончательно разбит; надо только не торопиться, выждать благоприятного поворота дел. Может быть, Штефан сам поймет, что заступом упрямства не отвести в другое русло реку неумолимой судьбы. Может, Штефан сам покорно придет к султану, положит к его ногам саблю противостояния и смиренно поцелует пурпурную полу вот этого златотканного халата. Тогда Мухаммед Фатих отпустит бею Штефану его вины и оставит ему престол, довольствуясь данью — признанием верховенства Порты. Бей Штефан, как ни суди, — самая сильная личность в этой части света. На голову выше здешних королей и князей.

Мухаммед с досадой взглянул на мерно колыхавшиеся над ним большие опахала из павлиньих перьев; опахала не давали прохлады. Подставить бы сейчас тело прохладному ветерку с Босфора, веющему в его стамбульском серале, в этом земном эдеме, созданном им самим! Или хотя бы очутиться в свежих объятиях здешних лесов, о которых хитрецы-мунтяне рассказывают чудеса. Из жаркой пыли, из пепла выжженной долины Сучавы уйти хоть на время под эту прохладную, живительную сень, до которой — рукой подать, где тенистые поляны, россыпи спелых ягод, журчание ключей и ручьев. Его газии боялись леса, но здешние дебри все сильнее приманивали их к себе. Говорили, что эти места заколдованы; что молдаване оборачиваются в них волками, медведями и рысями, от которых нельзя защититься без особых чар, без оружия, заговоренного волшебниками. Говорили о белом олене с огромным алмазом во лбу: кто его увидит, тот очень скоро умрет.

Довольно же глупых сказок! Султан Мухаммед сегодня самолично проверит, охраняют ли злые чары эти ак-ифлякские леса!

Скоро, сзываемые алай-чаушами, в шатре начали появляться военачальники и сановники. Поцеловав младшие — полу, а старшие — руку падишаха, занимали обычные места. Начался совет; говорили, как было заведено, по очереди, определявшейся султаном, в зависимости от того, чье мнение хотело услышать его священное величество.

Мухаммед внимательно слушал советников дивана, визирей и беков, знатнейших вассалов и союзников. Военачальники и вельможи не утратили еще надежды на победу. Мухаммед верил, их суждения были искренни: султан с первых лет своего правления приучил соратников говорить, что думают, а не то, что сам хотел бы услышать; как ни был он скор на расправу и жесток, никто ни разу не был наказан им за правдивое слово на диване или ратном совете. Воинственнее всех, однако, увереннее всех в победе по-прежнему были Басараб-воевода и его бояре. «Веди нас вперед, о царь! — говорили мунтяне. — Мы добудем славу, достойную твоего величия!» То же самое, от имени молдавских немешей, возглашал Роман Гырбовэц, по обыкновению одетый во все турецкое.

— Вы порадовали мое сердце, мудрейшие и храбрейшие, — заключил он совет. — Ваши смелые речи — журчание жемчужного ручья у престола всевышнего. А теперь я вас поведу за пределы нашего стана — место, которое наполнит наши сердца радостью, если будет на то изволение всемогущего аллаха.

Сановники и военачальники, недоумевая, потянулись из шатра и начали садиться на уже приготовленных коней. Султану подвели любимого аргамака.