Войку, сын Тудора

Пока рыцари и витязи обменивались предположениями и догадками, Михай Фанци думал о предстоящей встрече со своим королем. Матьяш Корвин, конечно, захочет узнать, что думает рыцарь об исходе схватки, о том, надежен ли по-прежнему восточный щит Венгрии — земля воеводы Штефана. Что можно сказать королю после всего увиденного и пережитого, приведя в порядок великое множество принесенных событиями впечатлений и дум? Эту войну, конечно, Штефан Молдавский выиграл, султан отступал с потерями и позором. Правда, не было уже у князя такой победы, великой и бессмертной, какая была одержана им под Высоким Мостом; в Белой долине османы смяли его полки. Но история все-таки пошла уже по другому руслу — для Земли Молдавской и всей Европы, и по-иному, вероятно, отныне будет складываться и судьба великой империи осман; порыв наступающей империи отныне уже не будет прежним.

А султан умен, он умеет извлекать из всего полезные уроки. Это значит, что Мухаммед вряд ли пойдет опять походом на князя Штефана. Во всяком случае — в ближайший год или два. И Фанци сможет снова заняться делами своих друзей, семиградских секеев. Благо у тех опять назревают тяжбы с баронами их земли, с могущественным воеводой Баторием.

— Что ж, пока сабли в ножнах, а у нашего пана круля с султаном — мир, оставлю-ка я молдавскую службу и подамся в Стамбул, — сладко потянулся на свежем ветру польский рыцарь. — Юнис-бек возьмет меня с собой, представит Большому Турку. В Константинополе ведь я еще не бывал. Может, стану тоже турком, заведу себе там гарем…

На прогулке и после атаман Максим ни на минуту не отпускал от себя Войку, с которым вскоре должен был расстаться. Юноши быстро мужают в походах и битвах, Мазо ди Сенарега знал это по себе. Но он все-таки не ждал увидеть в племяннике, двадцатилетнем молодом человеке, такого зрелого, могучего воина — сдержанного в речах, исполненного рассудительности и здравого смысла, по всей видимости также — добросердечного, но и властного, привлекающего друзей, но и умеющего повелевать. Мазо с радостью видел в Войку черты сестры и зятя — людей, которых любил. И неизгладимую печать наставнических усилий Антонио Зодчего — величайшего из всех людей, с которыми ему довелось когда-либо встречаться.

— Ты должен приехать к нам, на Днепр, — сказал атаман. — Свидишься с моей Оксаной, с тестюшкой, с двоюродными братьями и сестрами. Федя мой уже казак, с тебя вымахал. Узришь наше поднепровское братство — воинов, каких еще не видел свет.

— Приеду, твоя милость, — обещал Чербул. — Но скажи: побывать на родине тебе не хочется? В старой Генуе, откуда вы с мамой родом?

— Бывает такое, — кивнул Максим. — Да очень уж далеко. Оставлять своих надолго боязно: край у нас — неспокоен, то татары жалуют, то разбойники. А то и паны-ляхи, — казак понизил голос, настороженно покосившись на Бучацкого.

— А я бы туда съездил, — признался Войку. — В Венецию, Геную, в Милан. Во все места, где служил отец.

— Пожалуй, сначала к нам, — улыбнулся атаман. — А там — решим. Может, выпадет спокойное лето у вас и у нас, съездим вместе. А нет — отправишься один, за нас обоих. Язык знаешь, а в дорогу тебя снаряжу.

У самого дома Максима Фрязина догнал Юнис-бек.

— Я все не решался спросить, синьор, — обратился к нему молодой осман на чистом тосканском наречии, — не знала ли ваша милость в ту пору юности турецкого бека по имени Орхан?

— Я ждал этого вопроса. — Максим устремил на Юниса прямой взгляд. — Скажите на милость, по возвращении в вашу землю вы увидите светлейшего султана?

— Не знаю, синьор. Великий царь может повелеть мне явиться.

— Тогда поведайте его величеству то, что об этом известно мне. Я знал принца Орхана, был его товарищем. И могу рассказать о его судьбе теперь, когда его высочества больше нет.

И Максим Фрязин, усевшись с Юнисом и Войку в углу двора, рассказал о том, как однажды на косу в лимане, где стоял замок братьев Сенарега, волны принесли полуживого человека, потерпевшего кораблекрушение на Черном море. Как наймит — работник братьев — и он, Мазо, спасли незнакомца и привезли в замок. Молодой турок тщательно скрывал, кто он на самом деле, выдавал себя за простого агу. Но доминиканский монах Руффино, исповедник братьев и дьявол во плоти, довольно быстро разгадал, что спасенный — Орхан, родной брат султана Мухаммеда Фатиха, бежавший от него сначала в Константинополь, а когда город пал, — в генуэзские владения на Черном море. По приказу монаха братья схватили Орхана, собирались выдать его султану. Но Леричи были захвачены и разрушены белгородцами и казаками. Орхан снова оказался на свободе.