Воин

Он вышел из питейного заведения, я же остался, за ханшой обдумывая ситуацию в округе. По всему выходит, что мне лучше всего возвращаться обратно в Боян-Обо, раз чиновник Шинь больше целенаправленно не вредит нашему делу, да и вообще, весь приказ императорского спокойствия распущен. Конечно, можно предположить, что Шинь солгал мне, но слишком уж масштабная какая-то ложь выходит — её запросто можно опровергнуть, попросту расспросив за чашечкой ханши других чиновников, куда проще ему было заявить, что он ушёл из приказа, для чего городить такой огород. Правда и сам факт роспуска приказа, ещё означает, что Шинь не ведёт со мной какую-то изощрённую игру, надо узнать какую именно или же выяснить, что таковой нет и с чистой совестью возвращаться домой.

Я снял небольшую комнату у небогатой семьи, чей дом был несколько больше чем они могли себе позволить, оставил там вещи и отправился гулять по городу. В городе царила откровенно нервозная обстановка, все то и дело оглядывались, провожали взглядами воинов-каганов, патрулирующих улицы, те же откровенно потешались над местными жителями, цепляли их, роняли в грязь и приставали к женщинам. Никто не перечил им. Каганы то и дело бросали злобные взгляды в мою сторону, однако задевать вооружённого копьём тяньгана никто не решался — репутация моих жестоких соплеменников, терзавших сейчас своими набегами практически всех, сейчас работала на меня, а не против, как обычно. Я уж было начал подумывать, а не ввязаться ли мне в ссору с каганами намерено, но поразмыслив решил, что не стоит — одному против всех мне не продержаться.

Гуляя по улицам Лояна, я понял, что совершенно не представляю, что же мне теперь делать. Выходов на агентуру, если она и есть, у меня нет, до чиновника Шиня мне никоим образом не добраться — я даже не знаю, где он; и как же теперь выполнять приказ предводителя Циня. На меня обратил внимание сам чиновник, однако никаких последствий этого не было. Догадки, догадки, одни лишь догадки, — ничего иного мне не оставалось, только догадки и предположения. А громоздить одни на другие — очень опасное занятие, они могут похоронить меня под своим весом.

Я вернулся в дом небогатой семьи и завалился спать. Утром за мной пришли.

Пятеро каганов, возглавляемые невысоким человеком в сером, которого все называли дядюшкой Ву, вошли в дом, как раз когда я завтракал со всей семьёй, у которой снимал комнату. По виду воинов было ясно, что они бы с удовольствием вытряхнули меня из дома, однако дядюшка Ву вежливо поприветствовал всех и, отказавшись от еды, предложенной хозяином, присел за стол.

— Я пришёл за тобой, Вэй-ли, — сказал он. — Доедай и идём с нами.

— Для чего тебе, Ву, — спросил я, спокойно доедая кашу, — эти орлы, что сейчас сожрут меня взглядами?

— Для представительности, — пожал плечами шаман, — как-то несолидно ходить по городу в одиночку. Меня всё же почитают тайным правителем Синь-и.

— А разве нет, — усмехнулся я, поднимаясь. — Я весь в вашем распоряжении. уважаемый Вон, — обратился я хозяину дома, проследите пожалуйста за моим копьём и прочими вещами. Как только смогу, я вернусь за ними.

— К-конечно, — слегка заикнувшись кивнул тот.

Я попрощался с ним и его семьёй и вышел. От меня не укрылось, что меня проводили взглядами, словно в последний путь. Я усмехнулся, хотя путь и вправду мог оказаться последним.

Для начала, в точном соответствии с Наказом о наказаниях[21] меня поместили в сырую темницу и дважды в сутки пороли ременными плетьми, вскоре должны будут перейти на розги. Мне не впервой было терпеть боль, да и палачи покуда ничего не выспрашивали, а значит, секут меня лишь для подготовки к серьёзному разговору, скорее всего, с дядюшкой Ву. Однако раньше него в моей камере нарисовался чиновник Шинь, одетый старшиной тюремной канцелярии, на поясе его весели чернильница и печать, а за ним следовали двое чиновников рангом пониже. Первым делом Шинь отослал профосов и своих починённых, сказав, что должен лично поговорить со мной. Те лишь плечами пожали, явно не ожидая подобного поворота, но перечить никто не стал.

— Почему ты не последовал моему совету, тяньган? — сокрушённо спросил он. — Убрался бы из города — целее б был.

Я бы пожал плечами, если бы не был растянут на лавке профосами, которые перед уходом и не подумали меня освобождать, как и чиновник Шинь. Пришлось выразительно молчать.

— И что мне теперь с тобой делать? — продолжал престранный допрос он. — Я же хотел тебе только добра. Думал даже на вашу сторону перейти, с твоей, кстати, помощью. Вот только не надо говорить мне, что ты бросил циньцев — ваш предводитель слишком умный человек, он никогда бы не оставил в живых столь опасного для его дела человека.

Он принялся распутывать мне руки, продолжая распекать, как нерадивого ученика.

— Как нам теперь выбираться отсюда, а? Хорошо, что дядюшка Ву уехал из города на несколько дней и я сумел проникнуть сюда, не то тебя ждали бы ещё несколько периодов пыток[22] и весьма неприятный разговор с самим Ву.