Воин Доброй Удачи

Король Умрапатура продолжал принимать меры предосторожности. Но он все больше убеждался в том, что разлив реки по этой земле был в гораздо большей степени благом для ее хозяев, чем обузой. Он не мог предвидеть грядущей опасности.

* * *

Все трое расположились лагерем в развалинах крепости, наполовину разрушенной обвалившимися скалами, которые когда-то были причиной ее строительства. Даг’мерсор, как назвала ее Серва. Зазубренные и полые остатки цитадели висели над ними – рваный силуэт на фоне затуманенных звезд. Выли невидимые волки.

Сорвилу выпало дежурить первым. Он выбрал позицию над умирающими укреплениями, где горы земли вздымались под его свисающими ногами. Ночные леса. Одинокие деревья поднимались отдельно от своих собратьев, опираясь на выступы земли и на скалы, их кроны серебрились под Гвоздем Небес, а ветви были покрыты черными прожилками. Шум пронзил черноту в миллионе невидимых мест – скрипучий, ползучий хор, который поднимался от темного лица окружающего мира, растворяясь во все расширяющейся тишине, которая была пустотой небес.

И это заставляло Сорвила тяжело дышать.

В этом путешествии по разрушенным ландшафтам затерянного Куниюри была своя красота, которую создавали как эти моменты одиночества, так и извилистая местность вокруг.

Его мысли блуждали, как это часто бывало, по бесчисленным зрелищам, которые он видел после смерти отца. И юноша удивлялся, что такой хрупкий человек, как он, может участвовать в таких легендарных событиях, не говоря уже о том, чтобы двигать ими. Те вещи, которые он видел… Он представлял себе, каково это – вернуться в Сакарп, раскопать все остатки своей прежней жизни и попытаться объяснить то, что произошло – что происходит – за Пределом. Удивятся ли его соотечественники? Будут ли они смеяться? Примут ли они эпическую величину того, что он опишет, или отвергнут ее, приняв за простое тщеславие?

Эти вопросы привели его в смятение. До сих пор его возвращение было необдуманным предположением: он был сыном одинокого города – значит, конечно, он вернется. Но чем больше он думал об этом, тем более невероятным это начинало казаться. Если бы он исполнил божественную волю богини, убил аспект-императора… Конечно, это означало бы и его гибель. А если бы он отрекся от богини, то стал бы королем-верующим, рискуя своей бессмертной душой… Разве это не означало бы другой конец света для него?

А если он вернется, то как сможет описать, не говоря уже о том, чтобы объяснить то, чему он был свидетелем?

Как он мог быть сакарпцем?

Моэнгхус появился из темноты задолго до того, как настала его очередь нести вахту, и сел рядом с Сорвилом. Его манеры были такими же бессловесными и мрачными, как у самого короля Сакарпа. Тревога Сорвила быстро улеглась. Даже после стольких месяцев двуличия он не был тем человеком, который мог бы спокойно думать о предательстве в присутствии тех, кого намеревался предать. В обществе царственных брата и сестры он неизменно отдавал предпочтение некоей приятности своей натуры, которую легко спутать с трусостью.

Он мог строить козни только в одиночестве.

Они сидели молча, глядя на безжизненные равнины, впитывая ауру дружеского общения, которая часто возникает между безмолвными людьми. Поскольку Сорвил не смотрел на своего спутника, тот оставался задумчивой тенью на периферии его сознания, ощущающего намеки на его физическую силу и непостоянную страсть.

– Ваш отец… – осмелился спросить король Сакапра. – Как вы думаете, он это сделал?.. постиг бога?

Сорвил никогда не знал, что движет его честностью. Он начинал понимать, что человек может так же привыкнуть к противоречиям и дилеммам, как и к разбитому сердцу.

– Странный вопрос для короля-верующего, – фыркнул принц Империи. – Я могу доложить о тебе судьям!

Сорвил только нахмурился.

– Оглянись вокруг, – продолжал Моэнгхус, пожимая плечами и потирая бритый подбородок, как он всегда делал, предаваясь серьезным размышлениям. – Вся земля восстает, чтобы вести войну против отца, и все же он побеждает. Даже Сотня поднимает на него оружие!

Сорвил моргнул. Эти последние слова были острыми, как горсть битого стекла.

– Что вы говорите?

– Это правда, Лошадиный Король. Ничто не оскорбляет людей или богов сильнее…

Сорвил мог только тупо смотреть на него. Возможно ли, чтобы бог ошибся?

Но ведь это был урок Эскелеса в последние месяцы – разве не так? Сотня богов – это были лишь фрагменты главного бога, просто осколками более великого целого – как и люди. Ятвер, как наверняка сказал бы маг, была именно таким фрагментом… Такой же слепой, как и целое.

Могла ли Мать Рождения обмануться?

Если принц Империи и заметил его растерянный ужас, то ничем не выдал этого. Моэнгхус был одним из тех людей, которые нисколько не заботились о мелких правилах, принятых в словесном обмене. Он просто смотрел на созвездия, мерцающие низко на западном горизонте, и говорил так, как будто никто в мире не мог его слушать:

– Конечно, отец постиг бога.

* * *