Воин Доброй Удачи

Облака, скрывавшие северо-запад, никогда не плыли к ним. Вместо этого ветер, сверхъестественный по своей постоянности, налетел с юга, увлекая тысячи знамен с Кругораспятием в одном колеблющемся направлении. Разведчики-сакарпы называли его ганган-нару, «знойный ветер», – это название они произносили с равнодушным видом людей, вспомнивших катастрофу. Ганган-нару, говорили они, приходили лишь раз в десять лет, отбирая стада, заставляя лошадей покинуть Предел и превращая Истиули в бескрайнюю пустыню. А идущие в отряде кианцы и кхиргви клялись, что чуют пыльный запах своего дома, далекого Каратая.

В поздний час, когда судьи уже не ходили по лагерю, седые ветераны Первой Священной войны шептали друг другу горестные истории.

– Вы думаете, что путь праведника – это путь уверенности и легкости, – говорили они молодым людям, – но именно испытание отделяет слабых от святых.

Только самые пьяные говорили о Пути Черепов, катастрофическом походе Первой Священной войны вдоль пустынных берегов Кхемемы. И все их голоса без исключения превратились в шепот, переполненный воспоминаниями о слабых и падших.

Выстроившись в огромные, связанные веревками ряды, люди Кругораспятия брели вперед с упрямой решимостью, продвигаясь все дальше на север. Они образовали настоящее море, бурлящее разноцветными потоками – черные щиты туньеров, посеребренные шлемы конрийцев, алые плащи нансурцев, – и все же пустота продолжала открываться и открываться, достаточно обширная, чтобы даже Великая Ордалия казалась маленькой по сравнению с ними. Толпа всадников окружила войско, отряды наемных рыцарей скакали под знаменами знати Трех Морей – палатинов Айнони, графов Галеота, кианских вельмож и многих других. Они прощупывали расстояния, выискивая врага, который никогда не появлялся, за исключением все более обширных полос взрытой земли, по которым они скакали галопом.

На Совете властителей короли-верующие, наконец, обратились к своему святому аспект-императору, спрашивая, знает ли он что-нибудь об их неуловимом враге.

– Вы оглядываетесь вокруг, – сказал он, сияя среди них, – видите величайшее войско, когда-либо собиравшееся, и жаждете сокрушить своих врагов, считая себя непобедимыми. Послушайте меня, шранки выцарапают из вас эту тоску. Придет время, когда вы оглянетесь на эти дни и пожалеете, что ваше рвение не было безответным.

Он улыбался, и они улыбались, находя легкомыслие в его кривом юморе, мудрость в его трезвом сердце. Он вздохнул, и они покачали головами, удивляясь своей детской глупости.

– Не беспокойтесь об отсутствии нашего врага, – предупредил правитель. – Пока горизонт остается пустым, наш путь безопасен.

Луг доходил до горизонта, высыхая под чередой прохладных весенних солнечных дней. Реки поредели, и пыль поднялась, чтобы окутать далекие зрелища. Священники и судьи организовали массовые молитвы, и целые поля воинственных людей пали ниц, прося небеса о дожде. Но ганган-нару продолжал дуть. По ночам на бесконечной равнине, окутанной мерцанием бесчисленных костров, люди Трех Морей начинали роптать о жажде – и о слухах о раздорах у себя дома.

Горизонт оставался пустым, слишком пустым, и все же их путь больше не казался безопасным.

Святой аспект-император объявил день отдыха и совещаний.

Квартирмейстеры становились все более скупыми. Люди Кругораспятия исчерпали основную часть своих запасов, а обозы, которые следовали за ними с юга, сильно отстали. Реки, которые они пересекали, стали слишком мелкими, чтобы легко наполнить их бурдюки чистой водой. Они забрались так далеко, как только позволяли животные и их спины, а это означало, что они действительно вышли за пределы цивилизации. С этого момента они должны были сами о себе позаботиться.

Великой Ордалии пришло время разбиться на колонны, ищущие пропитание.

* * *

Пустая.

Это было единственное слово для описания спальни аспект-императора. Простая койка для сна, ничем не отличающаяся от тех, что выдают офицерам низкого ранга. Рабочий стол высотой до колена, без единой подушки, на которую можно было бы сесть. Даже обитые кожей стены Умбилики были голыми. Нигде не было видно золота. Украшений – тоже. Единственными видимыми символами были тщательно начертанные числа, колонка за колонкой, вокруг восьмиугольного контура маленького железного очага, установленного в центре комнаты.

Король Нерсей Пройас знал Анасуримбора Келлхуса и служил ему больше двадцати лет, и все же этот человек постоянно ставил его в тупик. В юности Нерсей часто наблюдал, как его наставник Акхеймион и мастер меча Ксинемус играют в бенджуку – древнюю игру, известную тем, что фигуры в ней определяют правила. Это были счастливые дни, как часто бывает у привилегированной молодежи. Двое мужчин сидели за столиком у моря и выкрикивали проклятия сквозь порывы соленого ветра. Стараясь не шуметь, потому что игра чаще сопровождалась вспышками гнева, чем протекала спокойно, Пройас наблюдал, как они спорят из-за положения дел на доске, подмигивая стороннику того, кому случалось проигрывать, – обычно Акхеймиону. И он удивлялся решениям, которые редко мог понять.