Воин Доброй Удачи

Инрилатас с воплем скрутил цепи, руки и плечи его свело от напряжения. Майтанет уже не думал о дыхании, стараясь лишь защитить сонную артерию. Инрилатас резко дернул вверх раз, другой, чтобы поднять Майтанета с колен. Но в тот миг, когда цепи ослабли, шрайя взмахнул левой рукой, выхватив из рукава кинжал длиной с палец. Он блеснул, будто вытащенный из воды.

Первый удар попал Инрилатасу прямо в глаз. Второй – под ребра. Цепь выскользнула у него из рук. Майтанет стал хватать ртом воздух, как любой смертный, но пришел в себя гораздо быстрее. Через несколько мгновений он отшвырнул цепи и метнулся к умирающему племяннику.

Инрилатас, шатаясь, отступил назад, рот у него открылся, рукой он прижимал рану, из которой хлестала кровь. Слова были излишни. За дверью уже слышались приглушенные крики и удары. Шрайя Тысячи Храмов не мог поверить словам умирающего безумца. Он занес кулак. Юноша был совсем не готов к удару. Он сокрушил его левую бровь и глазницу, которые развалились, как сухая хлебная корка.

Принц-империал упал на спину. Звон железных цепей смешался с глухим стуком упавшего тела. Он подергивался, словно в огне. Кровь струйками растекалась по щелям меж каменных плит.

– Мягкий… – заметил Майтанет с натуральным удивлением.

Он обернулся к онемевшему от ужаса мальчику. Его правый рукав был обагрен кровью.

– А ты? – прошептал он без тени какого-либо чувства. – У тебя материнские косточки?

Бронзовая дверь резко распахнулась. Дядя и племянник быстро обернулись к толпившимся на пороге. Исполненные гнева, изумленные глаза ощупывали сумрак, пытаясь определить, кто жив, кто мертв.

– Мама, мама, мамочка! – взвизгнул Келмомас, обращаясь к единственной фарфоровой маске в центре толпы. – Дядя против тебя! Он убил Инри, чтобы ты ничего не узнала!

Но мать уже заметила лежащего ничком сына и, расталкивая остальных, выдвинулась вперед.

– Эсми… – начал Майтанет. – Ты должна поня…

– Меня не волнует, как это случилось, – перебила она.

Ноги словно сами несли к телу сына, которое стало серым от потери крови. Она зависла над ним, как свинцовый отвес.

– Это ты сделала, Эсми? – упорно продолжал шрайя высокомерным тоном. – Ты замыслила…

– Что я сделала? – спросила она таким спокойным голосом, который мог принадлежать только помешавшейся. – Замыслила, чтобы ты убил моего сына?

– Эсми… – начал он.

Но что-то заставило его замолчать, даже несмотря на дунианскую кровь. От ужаса у Келмомаса закружилась голова, и он видел не мать, тяжело опустившуюся на колени, а поверженную Императрицу Трехморья. Незнакомку. Он убеждал себя, что это из-за маски, но, когда она сняла ее, родное лицо, видное в профиль, показалось ему чужим.

Дрожащими пальцами Эсменет положила маску на разбитую бровь Инрилатаса.

За окном прогремел близкий гром. Дождь со свистом шумел и барабанил по крыше.

– Раньше, – сказала она, не поднимая головы. – Раньше я думала, что могу одолеть тебя…

Святейший шрайя Тысячи Храмов стоял хмурый и высокомерный.

– Как?

Императрица устало пожала плечами, словно обессиленная страданиями.

– История, которую как-то поведал мне Келлхус о пари между богом и героем… испытание мужества…

Майтанет взирал на нее без всякого выражения.

Она подняла красные, полные слез глаза.

– Мне порой кажется, что он предостерегал меня… Против него самого. Против моих детей… Против тебя.

Эсменет снова обернулась к мертвому сыну.

– Он рассказал мне историю, в которой говорилось о крайней уязвимости дуниан.

Она отвела с маски, лежащей на лице Инрилатаса, локон светлых волос. Из раны продолжала течь кровь, растекаясь по полу, заполняя щели, пропитывая полы ее платья.

– Стоит только пожелать, чтобы охотно принести себя в жертву…

– Эсми… Тебя обма…

– Я так этого хотела, Майта. И я знала, что ты увидишь… разглядишь во мне готовность разжечь войну по всей Империи против тебя, и тогда ты сдашься, как все остальные, перед моей державной волей.

– Эсменет… Сестра, прошу тебя… Оставь эти безум…

– Но что… что ты наделал… здесь…

Голова у нее упала, как у сломанной куклы, и голос померк до шепота.

– Майта… Ты убил моего мальчика… моего… моего сына.

Она нахмурилась, будто только сейчас постигла все значение случившегося, и взглянула на экзальт-капитана.

– Имхаилас… Взять его.

Ошеломленная свита толпилась у входа. Неподвижно стоявший высокий офицер-норсирай повернул к императрице бледное от ужаса лицо. Келмомас чуть не фыркнул от смеха, настолько комически тот выглядел.

– Ваша Светлость?

– Эсми… – угрожающе произнес Майтанет. – Никто меня не возьмет.

И он просто развернулся и широким шагом пошел по анфиладе мраморных залов.

Все остались стоять, пораженные, часто дыша.

– Взять его, – резко крикнула императрица Имхаиласу.

И обернувшись к трупу сына, склонилась над ним, пытаясь унять дрожь, которая сотрясала ее хрупкое тело, бормоча:

– Нет-нет-нет-нет…

«Вот и еще одного не стало», – прошептал внутренний голос, смеясь.