Воин эпохи Смерша

Когда она однажды увидела красноармейцев, видимо войсковых разведчиков, ей захотелось крикнуть во всю глотку: «Дорогие мои, я своя, своя, своя!» Но поостереглась – сказались гитлеровская пропаганда и рассказы некоторых военнопленных и остарбайтеров. Суть этих «убедительных разъяснений» заключалась в том, что бывших военнопленных и угнанных на работу в Германию на родине арестовывают и отправляют в концлагеря – как бывших «врагов народа» и настоящих «предателей». Правда, были такого рода типы и без кавычек, но их разоблачением занимались коллеги ее супруга. Знала она и о спектаклях с переодеванием немцев в наше обмундирование.

И в этом была своя правда: в потоках освобожденных пленных и беженцев пытались бесследно раствориться власовцы, оуновцы, полицаи, старосты, каратели, агенты немецких спецслужб и прочие проходимцы.

Боясь расплаты за свои злодеяния, они, подобно хамелеонам, меняли окраску, мимикрировали, и не так-то просто было военным контрразведчикам в напряженных фронтовых условиях распознать предателя и отделить его от патриота.

С понятным недоверием, а то и открытой враждебностью некоторые наши граждане смотрели на тех, кто по несколько лет провел в плену или работал на заводах фашистской Германии, но остался живым и невредимым.

Во Франции, Норвегии, Бельгии и других европейских странах тоже жестко и даже порой крайне жестоко относились к женщинам, поддерживавшим близкие отношения с гитлеровцами. Их стригли наголо, клеймили и даже забивали камнями или расстреливали.

Александра силой логики – доводами ума понимала, что для советских «остовок» новым испытанием будут изнурительные допросы, недоверие, проверки, а также содержание нередко в одном лагере с разоблаченными предателями и уголовниками. Поэтому она осторожничала в пути, идя к Мариямполе.

Работала у разных людей по хозяйству – в огородах, на сенокосах, при заготовке дров и прочее. Несколько раз выезжала к первому месту службы мужа – в покинутый гарнизон.

Скромно одетая женщина печально глядела на место, где до 22 июня 1941 года был ее счастливый семейный очаг. Эта утонченная личность, силой обстоятельств вынужденная лицом к лицу столкнуться с грустными и печальными событиями и пережить много скорби.

Долго с горечью сидела она на пожарище своего дома…

«Вот то, что осталось от песочницы, где играли Галя и Наташа, – рассуждала Александра. – Вместо нее глубокая воронка, наполненная водой. Война отобрала у нас с Сашей детей. Как же жесток мир, и в нем люди, просящие помощи у Неба, но Оно часто отвечает молчанием. Всякий раз, когда я вспоминала и вспоминаю, что Господь справедлив, я дрожала и дрожу за свою страну».

Несомненно, она была права в своей осторожности, так как по возвращении в СССР остарбайтеры нередко признавались советскими властями изменниками Родины. Многие вернувшиеся из немецкого плена или работ в Германии были духовно и физически сломлены.

Помню, наша соседка Мария К-ва, вернувшаяся к матери в 1946 году из Германии, подвергалась всяческим унижениям со стороны соседей и других людей, живших на нашей улице. Ее обвиняли в том, что она жила и работала в Третьем рейхе в свое удовольствие, тогда как в Советском Союзе народ прозябал в холоде и голоде при оккупации, борясь с гитлеровскими захватчиками на фонтах и в партизанах.

Ее затаскали по всяким «дорасследованиям» в районном отделе УМГБ. Потом отстали, она оказалась даже патриоткой на чужбине. А в лихие 90-е за принудительный труд в Германии получила какую-то сумму компенсации от правительства ФРГ.

* * *

Однажды Александра Шурепова забрела в расположение фольварка, окруженного красивым по кузнечной выделке металлическим забором. Небольшой двухэтажный дом был построен в стиле фахверк. Под красной черепичной крышей четко выделялся высокий флигель. Боковая пристройка чем-то напоминала водонапорную башню. Белые стены с коричневым каркасом уютно вписывались в фон окружавших дом деревьев.

Александра обошла мызу вокруг забора и подошла к калитке. Во дворе прогуливал небольшую комнатную собачку седовласый старик. Песик породы пудель абрикосового окраса резвился на мартовском газоне.

– Иди ко мне, – приказал хозяин по-польски.

Пудель засеменил, перебирая коротенькими лапами, к хозяину, который держал в руках теннисный мячик.

– Панове, не нужна ли вам помощница в хозяйстве? – спросила, перемежая польские и немецкие слова, Александра.

– Хорошее и нужное предложение, но мне надобно посоветоваться.

Он открыл калитку и пригласил женщину в дом.

– Прошу, паненка, садитесь. – Старик указал на скамейку с витиеватой старинной резьбой, стоящую в коридоре, похожем на огромную террасу, и поднялся на второй этаж.

Через минут десять он спустился с двумя женщинами.

Как выяснилось, проживает в доме семья онемеченных поляков: старик со старухой и невестка.

– Меня зовут Тадеуш Каминский, это мои жена Ядвига и невестка Барбара, – отрекомендовался старик.

– А я – Александра, – представилась Шурепова.

Беседа протекала интересно.