Воин Яровита

Пока суд да дело, появился ещё один гость, моложавый брюнет с объёмным животом, портной из Арконы, Завид Жарох, которого я неделю назад пригласил к себе в гости. Заказов у Жароха, видать, немного, поскольку на поездку пошивочных дел мастер согласился почти сразу, и вот он здесь.

Я провёл портного в терем, усадил в горнице поближе к печи и позвал Нерейд, которая перебирала собранные за лето травы и корешки. Положил перед мастером стопку рисунков на бумаге, посмотрел на жену, и она, моя белокурая красавица, смутилась. Ну, это и понятно, ибо я решил озаботиться внедрением нижнего белья, не только мужского, но и женского. Отсюда и смущение.

Завид суть моих эскизов, надо сказать несколько грубоватых, уловил быстро. Сказал, что пошить такое эксклюзивное бельишко из тонкого полотна не проблема, были бы средства, и я его заверил, что они есть. Затем пришёл черёд второй стопочки рисунков, и вот здесь уже у нас завязался серьёзный разговор, поскольку одно дело – льняные трусы сшить и совсем другое – камуфляж, маскхалат, чёрный мундир, брезентовую горку, летние солнцезащитные панамы и флаги с Рарогами. И всё это необходимо не только пошить, но и раскрасить в цвета, которые угодны заказчику. Однако ничего, после подробных разъяснений опытный мастер во всём разобрался. Далее он снял с меня и жены мерки, покивал, задал десяток дополнительных вопросов и получил задаток в три гривны. Затратно для меня, конечно, но, с другой стороны, впереди девять веков и прожить их хотелось бы красиво. Если же меня убьют, то зачем мне деньги?

Сам не заметил как, но за разговорами пролетело более трёх часов. За окном стали сгущаться сумерки, и я наконец добрался до стола. Плотно поужинал, поговорил с женой. Она пожаловалась на Игоря Ольговича, который жил в тесной каморке на первом этаже рядом с Немым, мол, князюшка посматривал на неё нехорошо. Правда, при этом ничего не говорил, так как рядом находился вагр, но ей от одного взгляда было неспокойно.

Что делать? Пленник у меня дорогой, но чересчур наглый и беспокойный. Поэтому постоянно приходилось его немного воспитывать. Поначалу, когда особенно тяжко было, нормы нашего совместного общежития доводил до него кулаками, а пару раз и ногами. Помогло. Игорь Ольгович, который настаивал, что его необходимо величать по крестному имени Георгий, умерил свой пыл, удрать не пытался и даже получил относительную свободу в пределах подворья. Однако нет-нет, а надо было с ним разговаривать, а то еда ему не та, да лошадь для прогулки подайте, да икону привезите, да слугу специального выделите. Икону, кстати сказать, я ему всё же достал, а про остальное велел забыть. Пусть ест и пьёт, что дают, а про лошадь даже не думает – не дай боги, упадёт ещё и убьётся. А мне это не в радость, и даже наоборот, расстройство сплошное, ибо тысяча гривен пролетит мимо.

Короче, не откладывая дела в долгий ящик, я зашёл в комнатку гостя, застав его за молитвой. Князь Игорь, мужчина не старше сорока лет, с густой сединой в чёрных волосах, стоял на коленях перед образом Богоматери, которая была нарисована по византийским канонам и освещалась огнём толстой свечи, смотрел на неё и шептал:

– Царица моя преблагая, надежда моя Богородица, заступница убогих, сирых, странников, скорбящих в радости и обиженных. Узри мою беду, узри мою скорбь, помоги мне как немощному и накорми меня как странника. Узри мою обиду и помоги мне, заступница. На тебя уповаю, только на тебя одну, благая утешительница. И молю тебя, пресвятая Богоматерь, наставь меня на путь истинный, дай мне избавление от страданий, покой в мире и сохранность живота моего. Аминь.

Кинув на меня из-за плеча косой недобрый взгляд, князь продолжил молиться. А я, никуда не торопясь, сел на лавку за столом, где Игорь Ольгович недавно трапезничал и в одно жало, словно сирый и убогий, умял жареного гуся и половину хлебного каравая, да запил всё это литром пива. В общем, неплохо живёт Рюрикович, дома же наверняка расскажет, что ходил в кандалах и томился в сырых подвалах, а богомерзкий колдун его угнетал и принуждал сменить истинную веру. Да, скорее всего, так и будет. Но чему быть, того не миновать. Хай клевещет.

Наблюдая за Ольговичем, который никак не желал останавливаться, я подпёр голову левой рукой и задумался. Мыслей было много и на разные темы. Но больше всего меня занимал предстоящий весенний поход в Зеландию. Причём не сами боевые действия, а то, что будет после них.