К брату, получившему наказание, предписывалось проявлять милосердие: рядом с ножкой стола стояла тарелка, щедро наполненная едой — туда каждый из рыцарей должен был опустить хотя бы чуть-чуть.
Кадан тоже есть не мог.
Никогда в жизни его не кормили вот так. В отцовском замке по его приказу пажи приносили еду ему в кровать. За общим же столом он сидел по левую руку отца — как не старший, но самый любимый сын.
От одного вида мяса, положенного, как собаке на полу, он с трудом мог удержать рвущийся из горла ком. Но если Кадан еще надеялся сохранить гордость, то Леннар уже знал: смирение придет.
Епитимья была наложена на весь грядущий месяц, и как бы ни старался шотландец, он не смог бы протянуть столько без еды.
Леннар ковырнул вилкой кусок нежной телятины. Попытался положить немного в рот — но теперь ему самому казалось, что Кадан смотрит на него, и щеки заливал румянец.
"Почему этот мальчишка не дает мне спать", — в который раз подумал он. Но некому было дать ответ.
Закончив трапезу, с разрешительного жеста командора братия встала из-за стола, и рыцари, все так же не нарушая тишины, по двое проследовали в часовню.
Ролан оказался рядом с Леннаром как по волшебству — но оба молчали. До окончания молитвы нельзя было завести разговор и даже после следовало избегать пустых и ненужных слов.
Только когда служба подошла к концу, Ролан, все еще державшийся подле Леннара, заговорил:
— Твой оруженосец меня оскорбил, — негромко произнес он.
Спина Ролана все еще зудела болью после того, как накануне, посреди двора, служитель, назначенный командором, отвесил ему двадцать плетей. Такова была первая часть его наказания. Второй же стало лишение мяса на десять дней.
Леннар молча двигался по коридору, не желая отвечать. Но в знак того, что услышал, все же кивнул.
— Я хочу, чтобы ты передал мне право его наказать.
— Если бы ты заслужил такое право — тебе дал бы его Капитул, — сказал Леннар и, более не обращая внимания на Ролана, ускорил ход.
Когда солнце опустилось за стены замка, Леннар отыскал Кадана на конюшне — тоскливо глядя перед собой, тот чистил коней.
— Пойдем, — коротко приказал Леннар.
Кадан, кивнув, поднялся и последовал за ним.
Они прошли в самый конец конюшни и остановились между двух стойл.
— Лицом к стене, — приказал Леннар.
Кадан сглотнул, силясь подавить обиду, и, отвернувшись от него, уперся ладонями в деревянную балку.
— Мне снять тунику? — спросил он, видя, что Леннар медлит.
— Да, — подумав, ответил тот и куда-то отошел.
За то время, пока он подбирал плеть, Кадан освободился от верхней одежды и теперь стоял перед ним с обнаженной спиной. Леннар подошел и замер, глядя, как подрагивают острые лопатки. Опустил руку на них и чуть погладил.
— Расслабься, — тихо сказал он.
Кадан кивнул, но дрожать не перестал.
Леннар все еще медлил.
— Ты боишься боли? — спросил он.
— Не знаю, — Кадан коротко усмехнулся, — я никогда не испытывал ее.
— Боль — только способ очистить себя, — произнес Леннар спокойно, продолжая успокаивающе поглаживать его по спине, как гладил бы взбудораженного коня. — С каждым ударом грех будет покидать тебя.
— Но я не…
— Грех будет покидать тебя, — повторил Леннар тверже, — если ты готов избавиться от него. Если ты признаешь, что совершил грех. Ты совершил его?
Кадан молчал. Рука Леннара исчезла и ему стало холодно.
— Ты считаешь, что да? — спросил он.
Леннар какое-то время молчал.
— Писание учит нас, — наконец сказал он, — что насилие и жестокость не приумножат число добра. Понимаешь?
Кадан не отвечал.
— Твой удар лишь разозлил брата Ролана. Он был унижен и испытал боль — и теперь захочет отомстить.
— Я тоже, — сдавленно произнес Кадан, — был унижен. И тоже испытаю боль.
— Вопрос не в том, чья боль сильней. До тех пор, пока ненависть и ярость управляют тобой, ты не сможешь разорвать круг вечного насилия и вечных смертей.
— Но почему я? Почему не он?
— Тому нет причин, — Леннар качнул головой, — но кто-то должен сделать это. И только тогда, возможно, его прощение наполнит миром и душу другого. А теперь расслабься, — немного резче закончил он и чуть отошел. Взгляд невольно падал на округлые ягодицы, обтянутые узкими шоссами.
Поколебавшись, Леннар подошел к Кадану еще раз. Обнял его одной рукой, положил руку на живот и развязал шнуровку. Член Кадана невольно скользнул по его руке, когда Леннар опускал шоссы вниз. Еще расслабленный, он уже начал наливаться кровью, когда Кадан понял, в какой позе сейчас стоит.
Зад его был бесстыдно оттопырен и теперь, лишенный последнего прикрытия ткани, был виден Леннару от и до.
Леннар коротко замахнулся и нанес удар. Плеть оставила на белой коже розовую полосу. Кадан коротко вскрикнул и закусил губу.
Леннар сделал то же самое — смотреть на эти белые полушария, покорно предоставленные ему, не было никаких сил.
— Один, — сказал Леннар.
И тут же нанес второй удар.
Кадан вскрикнул еще раз.
Леннар не выдержал. Подошел и погладил то место, где только что прошлась плеть, силясь снять боль.
Кадан слабо застонал и прогнулся навстречу его руке.