Воин любви. История любви и прощения

Когда я сталкиваюсь с кем-то, кто любит сравнивать, он, «слушая» меня, согласно кивает, словно моя боль подтверждает то, что ему уже известно. Я заканчиваю – и мой собеседник щелкает языком, качает головой и рассказывает свою историю. Такой человек отвергает мою боль, отказываясь принимать ее личностный аспект. И вместо того чтобы поместить мою историю в отдельную папку, относит ее к какой-то категории, для которой у него уже есть ярлык. Он говорит мне, что мы похожи, потому что он тоже пережил тяжелый разрыв во время учебы в колледже. Или что я похожа на его подругу Джоди, которая пережила «практически то же самое». И я выслушиваю историю некой Джоди – киваю, хмыкаю, сочувствую бедняжке. Мое горе настолько сильно, что собеседнику хочется отвергнуть этот момент. Давайте поговорим о Джоди, потому что ваши чувства слишком тяжелы, чтобы я мог с ними справиться. Так моя история становится еще одной в длинной череде историй, а моя семья – еще одной в длинной череде семей. Мои дети становятся такими же, как бедные дети Джоди, а мой муж – таким же, как ее муж. Но парадокс боли заключается в том, что универсальной она становится лишь в ретроспективе. Сейчас же она страшно личная. Переживая свое свежее горе, я не похожа на Джоди. И боль Джоди не похожа на мою. Но главную роль играет собеседник, а он считает нас одинаковыми. Лишь особые люди имеют право на горе, а в моей истории нет ничего особого. Собеседник отказывается удивляться. В этом нет ничего нового. Спросите хотя бы у Джоди.

Есть еще одна категория людей. Они считают, что моя ситуация – это вопрос, а они отлично знают ответ. Мне нужно всего лишь воспользоваться их средствами и мудростью, и я смогу все исправить. Такой человек говорит, что мне нужно больше молиться или стать более сексуально доступной. Мне нужно уйти. Мне нужно остаться. Мне просто необходимо прочесть ту удивительную книгу, которая буквально сотворила чудо в жизни его подруги. Такой человек утверждает, что есть способы разобраться со всей этой неразберихой. Если же считать мою ситуацию случайной, то это означает, что подобное может произойти и в его жизни тоже. Нет, нет, нет! Существует надежная формула хорошего брака. Безопасность такого человека зависит от веры в то, что мы с Крейгом просто не следовали этой формуле. У меня нет сил убеждать его в том, что я ходила на те же семинары и читала те же книги, что и он. Мне не хватает духа сказать, что, возможно, жизнь просто не уважает границы наших четких формул, а знание – это не крепость, способная защитить от боли. «Конечно, – говорю я. – Я обязательно прочитаю эту книгу. Спасибо».

Существуют люди-репортеры. Им хочется узнать все мельчайшие детали моей разбившейся жизни. Между искренней заботой и любопытством существует тонкая грань, и репортеры ее переходят. Они задают неприятные, слишком откровенные вопросы, и их глаза блестят в ожидании ответов. Они не воспринимают мою историю, а включают ее в свою коллекцию. Позже я узнаю, что они почти сразу же передают полученную информацию окружающим, демонстрируя свою фальшивую заботу: «Я так переживаю за Крейга и Гленнон. Слышали, что с ними произошло? Помолитесь за них?» Наша история – это единственное, что мы можем назвать исключительно нашим. Люди, которые крадут ее и используют для развлечения, настоящие воры в худшем смысле этого слова.

А еще есть жертвы. Некоторые сообщают, что узнали о моей ситуации от других, и обижаются, что я не сообщила им об этом лично. Они считали нас более близкими друзьями. Можно подумать, что кто-то, с кем случилась беда, начинает составлять списки и определять, насколько близки ему те или другие люди, чтобы правильно распространить информацию. Можно подумать, что у горя есть этикет. Можно подумать, что матерей, у которых распалась семья, заботит то, как их друзья отнесутся к этой боли. Общаясь с такими людьми-жертвами, я понимаю, что означает фраза «у меня кровь застыла в жилах».

И еще одна категория – представители Бога. Они уверены, что знают, чего хочет от меня Бог. И им кажется, что Бог сам направил их ко мне, чтобы они могли об этом мне сообщить. Господи помилуй!