Я сама поражена твердостью и яростью, звучащими в моем голосе. Теперь инициатива принадлежит мне. Теперь от ужаса замирает мужчина. Он опускает пальцы. Мы какое-то время смотрим друг на друга, словно в детской игре. Я не отвожу взгляда. Взгляд отводит он.
– Простите, мэм, – бормочет мужчина.
Я перевожу дух и киваю. Мусорщик отворачивается, вываливает бак моего соседа в мусоровоз, прыгает на подножку и стучит по борту машины кулаком. Это сигнал водителю, что можно трогаться. Я провожаю машину взглядом. Вокруг все спокойно.
Я оглядываюсь по сторонам. Я по-прежнему на собственной улице перед собственным домом. Я выгуливаю свою собаку. Я не предала себя. Я отстояла свою честь. Отстояв свою честь, я отстояла и честь мужчины, и пространство между нами. Я напомнила ему, что мы оба – люди. Я посмотрела ему в глаза и сказала: «ВОТ ОНА Я. Я ЗДЕСЬ. Я – нечто большее, чем ты видишь. У меня есть не только тело, но и душа и разум. И я вся говорю тебе «НЕТ». Не делай этого со мной». Я смотрела в глаза мужчины и демонстрировала ему свою личность. И во мне он увидел себя. Вот почему он опустил пальцы. Его глаза сказали мне:
Вечером я мою посуду. Крейг подходит сзади, обнимает меня и прижимает к себе. В его объятиях я испытываю страх и надежду. Я выжидаю несколько минут, но он меня не отпускает, и это мне не нравится. Это слишком много и слишком быстро. Я не просила обнимать меня. Я внимаю внутреннему голосу и высказываю свои чувства Крейгу. Он все еще обнимает меня, и я говорю в раковину:
– Я знаю, ты пытаешься быть любящим, но такие действия не говорят мне о любви. Я хочу, чтобы меня пригласили в любовь, а не напали из засады. Когда ты хватаешь меня, я испытываю обиду и раздражение. А потом считаю себя стервой из-за собственных чувств. Это ни к чему хорошему не приведет. Я хочу, чтобы ты понял меня и научился уважать такой, какова я есть. Нельзя просто набрасываться. И не нужно обнимать так крепко. Я чувствую себя в ловушке, и мне хочется положить этому конец. Мне кажется, что ты забираешь мои силы. Я меньше тебя и не хочу думать об этом каждый раз, когда мы обнимаемся.
Я стою, смотрю в раковину и жду, когда мир начнет рушиться, потому что я только что вслух призналась в том, что по моим венам течет ледяной холод. Я только что нарушила все неписаные правила вселенной относительно того, что мир в семье зависит от готовности женщины с улыбкой переносить малые и большие несправедливости. Я нарушила кодекс, который гласит, что я должна быть благодарна за все, что получаю, и должна притворяться в том, что любовь мне нужна больше, чем свобода. Но я стою на кухне и ощущаю не только страх, но и возбуждение. Я хотела сказать это с того момента, когда мне исполнилось пятнадцать лет. И вот я это сделала. Я только что стала самой собой. Может быть, я и стерва, но я свободна. Я выпустила свое истинное «я» и позволила себе признать, что мои внутренние чувства ценны – просто потому, что они мои.
Может быть, во мне нет ничего ужасного и неправильного. Может быть, я просто женщина, которая в силу своих личных особенностей любит, чтобы ее обнимали по-другому. Может быть, ее мужу стоит узнать эту особенность своей жены. Может быть, он даже желает это знать, потому что хочет, чтобы она чувствовала себя в безопасности, была любимой и счастливой. А может быть, и нет. Может быть, он уже знает это, но считает свои потребности более важными. Он может и обидеться на меня за то, что я только что сказала. Но когда Крейг отпускает меня, я думаю, что лучше навечно потеряю его, чем снова соглашусь потерять саму себя. Я никогда больше не предам себя. Я это твердо знаю. Эта мысль удивляет, пугает и утешает меня. Вот она я, Крейг. Это настоящая я. И настоящей мне не нравится, как ты меня обнимаешь. Лучше ты обидишься на настоящую меня, чем будешь любить ту, кем я не являюсь.
Я все еще стою лицом к раковине, когда Крейг говорит:
– Мне понятно, что ты чувствуешь себя именно так. Прежде чем обнять, я увидел тебя и испугался. Я так боюсь потерять тебя! Я каждый день боюсь, что ты уйдешь. Мне просто хотелось ощутить тебя. Мне нужно было сказать тебе о своих чувствах, а не бросаться с объятиями.
На следующее утро Крейг оставляет на моем столе записку: «Привет! Сейчас 11.30. Встретимся на кухне в 13.00, чтобы обняться перед обедом?» Поначалу мысль о том, что наши отношения свелись к этому, унижает меня. Приглашение к объятию на маленькой картонке? Но потом я испытываю глубокое облегчение от того, что мы пришли к этому. Я чувствую себя в безопасности. Я понимаю, что мои желания и потребности важны и значимы. Я иду на кухню. Крейг смотрит на меня и говорит:
– Спасибо. Я не буду требовать от тебя ничего больше. Просто побудь со мной минутку.