А затем мысли Мак-Аллистера вернулись к Киранну. Живот его скручивало в узел от сомнений, но присутствие Кэт успокаивало. Лэрд верил, что пока она рядом, все разрешится самым правильным образом. Впервые в жизни у него было такое чувство.
Катарина – самое настоящее сокровище!
Горец повернул голову к Пустельге:
– Ты не оставишь нас на минутку?
Тот сперва даже не пошевелился, словно ему потребовалось время, чтобы понять, что обращаются именно к нему.
Затем он ответил:
– Да, – и в мгновение ока покинул комнату.
Такое проворство ошеломило Локлана:
– Этот человек всегда перемещается слишком быстро.
Кэт кивнула:
– Временами он кажется таким загадочным.
Но Мак-Аллистер собирался обсудить вовсе не это. У него были гораздо более серьезные темы для разговора. Он взял руки Катарины в свои ладони, крепко сжал и повернулся к ней всем телом. Любопытство в глазах принцессы обожгло шотландца, и на один удар сердца его храбрость пошатнулась.
Однако жар девичьих рук вдесятеро укрепил его решимость и снова вернул способность говорить:
– Я хочу быть с тобой, Катарина.
Кэт озадаченно сдвинула брови:
– Но ты и так со мной.
– Нет. Я не это имел в виду.
Горец проглотил комок в горле и заставил себя произнести то, что на самом деле подразумевал:
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
От этих слов у Кэт перехватило дыхание. Она и мечтать не смела, что этот мужчина когда-нибудь скажет ей такое. Часть ее все еще не была уверена, что это не сон и не ошибка.
Локлан Мак-Аллистер хочет на ней женится?
Это невообразимо! И все же это было исполнением ее мечты. Хотя Катарина осознавала, каких жертв такое решение потребует от лэрда. А было ли это ясно ему?
– Локлан… Я… Ты понимаешь, о чем просишь?
Взгляд шотландца обжег ее своей убежденностью:
– Более чем.
Кэт не ощущала такой уверенности:
– Ты знаешь, что мой отец сделает, если узнает об этом?
– Мне плевать.
Глаза Катарины наполнились слезами:
– Твой клан…
– Его может возглавить мой брат. Брейден стал бы… – Мак-Аллистер замялся, словно на ходу меняя то, что собирался сказать, – достойным лэрдом.
Кэт засмеялась, отказываясь верить, что горец на самом деле оставил бы ради нее своих людей:
– Мой отец никогда не прекратит за нами охотиться. Он обещал меня другому, а король Франции не любит поражений.
Локлан усмехнулся ее страхам:
– Как и мы, шотландцы. Вспомни: мы – единственная страна, которую не смог покорить Рим. Им пришлось выстроить стену, чтобы защищаться от нас.
Катарина снова рассмеялась при этом напоминании о Вале Адриана, который и вправду был построен именно по этой причине.
– Если ты согласишься выйти за меня, я не могу сказать точно, сколько времени нам будет отпущено. Но я могу обещать, что будь это всего лишь один день или многие годы, каждый из них будет наполнен моей любовью к тебе.
Эти слова пронзили сердце Кэт, причинив боль, и она коротко всхлипнула. Ни один мужчина не говорил ей такого, и никто не обращался к ней с такой искренностью. Девушка бросилась на грудь Локлану и обняла его. Чувства захлестывали и душили ее, накатывая волнами и лишая способности говорить. Все, что она сейчас могла – лишь ощущать, как велика ее любовь к этому человеку, и как сильно ей хочется провести остаток своей жизни с ним.
– Катарина?
Она услышала неуверенность в его голосе.
– Я хочу быть с тобой, Локлан, – тихо произнесла принцесса прерывающимся голосом. – Действительно хочу. Но не могу, если это будет сто́ить тебе жизни.
Она отстранилась от собеседника, чтобы заглянуть ему в глаза:
– А я знаю наверняка, что так и будет. Я не удовольствуюсь лишь одним часом. Я жадная женщина и хочу, чтобы ты был со мной всегда.
– Тогда мы сбежим.
Кэт покачала головой:
– Дело не в тебе, и мы оба это знаем. Ты не трус, Локлан Мак-Аллистер. Я видела, как ты стоял решительно и гордо в таких переделках, когда другой взмолился бы о пощаде. Ты таков, какой ты есть, и за это я тебя люблю. Я не хочу, чтобы ты в угоду мне пошел против своей натуры. Ни тебе, ни мне это не принесет счастья.
Катарина хотела сказать, что ей достаточно уже того, что горец пожелал вместе с ней пуститься в бега.
Но на самом деле ей этого не достаточно. Она хотела быть с ним, и ее злило, что что это невозможно. Так нечестно и неправильно.
Локлан нежно поцеловал девушку в макушку и прижал к своему сердцу. Закрыв глаза, он уже приготовился услышать в голове голос своего отца, распекающего его. Но в мыслях была лишь тишина.
Как это странно, что лишь Катарине удалось подавить жестокость и оскорбления, тянущиеся из его прошлого!
Она приносила умиротворение.
Пустельга, коротко постучавшись, открыл дверь и вошел в каюту:
– Прошу извинить, но на меня уже начали глазеть в коридоре.
Кэт отодвинулась от Локлана, а следопыт вернулся на свой наблюдательный пост.
В каюте повисло неловкое молчание. Катарина хотела заговорить, но не решилась озвучить свои заботы в присутствии постороннего.
Время тянулось медленно. Наконец Пустельга сказал: