– Мир утрачен, – буркнул Магур. – Там нет мира, совсем. Словно люди в пустоте висят. Вот бог, вот люди, вот их право плодиться и заселять все вокруг. Заложенное в сознание право теснить зеленый мир и вытаптывать его. И убивать свою душу.
– Есть запрет на убийство, прямой, – отметил Джанори. – Но нет запрета на предательство. Есть признание живой души, но есть и право владеть рабами, перечеркивающее первое заверение. Наконец, сами люди для бога не дети, а все же рабы, если смотреть по существу… будем читать дальше.
Ичивари снова прикрыл глаза. Боль тела ушла, растворилась. Боль души немного ослабла, точнее, сделалась тупой, загнанной вглубь. Шеула провела пальцем по лбу, старательно расправляя морщинку.
– Ты справился, Чар. Я тобой горжусь, – сказала мавиви, расправляя вторую морщинку, у губ. – Нет больше темного ариха в душе. Тебе больно, плохо, но черноты и злобы нет.
– Вы так быстро добрались!
– Да… мы тоже справились, – улыбнулась мавиви. Помолчала и совсем тихо спросила: – Чар, у Гимбы есть семья? Он так странно себя ведет… иногда. Ему тоже плохо.
– У Гимбы два сына. Его просто поймали и не оставили выбора, – хихикнул Ичивари, оживляясь. – Гимба не умеет воевать с женщинами, и это знают все в большой степи. Его надо оберегать и защищать, Шеула. Сидящий Бизон, его дед, был должником рода белых мхов. Этот род прислал воинов на подмогу, когда стало совсем трудно. Давно, в первую войну. Пришедшие славно сражались, но всех их похоронили у берега… Гимбу приперли к скалам ловкие девушки из рода мха и сказали: «Десять коней, дом в селении, ребенок и право считаться родней». Он рвется на части, пытается прокормить всех и угодить всем, защитить всех и вытереть нос каждому сопливому малолетке. Он устал. Весной я совершил великий подвиг: выдал одну из девушек замуж за воина с юга. Люди племени хакка за это меня и ценят.
– Ты настоящий сын вождя! – восхитилась мавиви.
– Вернусь домой, пойду снова в степь. Найду мужа для второй хитрой девицы… И тогда забирай себе Гимбу, будет целиком твой.
Ичивари даже из-под закрытых век увидел, не глазами, иным зрением, как Шеула краснеет и моргает, смущаясь и прикусывая губу. Стало смешно, даже чуть полегчало на душе. Думал ли он, что так ловко справится и устроит судьбу друга?
– Так заметно? – сокрушенно вздохнула мавиви.
– Ты светишься, – шире улыбнулся Ичивари. – Я уверен, твоя бабушка так вспыхивала, глядя на Рёйма. Синева в глазах делается… бездонная. И на всю бездонность хватает тепла.
– Я думала, ты будешь зол, – призналась мавиви.
– Еще на нашем берегу при похищении меня ударили дубинкой по голове, вот тогда злость и сдохла, – рассмеялся сын вождя. – Я много всего передумал за это время, сильно повзрослел и стал куда больше похож на Магура, так мне кажется. Еще я надеюсь, что папа не найдет серьезных причин для огорчения, выслушав историю моей жизни в мире тагоррийцев… Шеула, ты все решила в первый день нашего знакомства. Назвав Магура дедом, ты выбрала и мне место в душе, сочтя братом. Ведь так?
– Да… я и не подумала. Но все так, ты прав.
– Я это умом не сразу принял, но где-то глубже осознание пришло и появилась злость. Тогда я желал иного. Но потом смирился и понял, что во всем виноват сам. Ранва становится истинным ранвой, только найдя ту, кого он готов защищать. Я тебя нашел и я же тебя предал.
– Ты не виноват…
– Но я уже не стану никогда твоим ранвой. Это не вопрос вины, но выбор тропы жизни. Я не могу снова вернуться к развилке. А Гимба выбрал сразу. Как я злился на его умение не ошибаться… Как я желал вернуться и все решить еще раз, чтобы быть невиноватым, мудрым, благородным и самым-самым великим. Но потом и это прошло. Я твой брат, Шеула. И я рад, что у меня теперь три сестры.
– Четыре. Тори тоже в семью пролезла.
– Хорошо…
Ичивари лег, больше не желая бороться с усталостью. Подтянул к себе поплотнее Тори, завернув в одеяло до самой макушки, и заснул. Он видел лес, кроны секвой, узором проступающие в темном небе нарождающегося утра… Дома любые раны можно залечить. Мир живой, мир добрый и он поможет.
Эпилог
Полтора года спустя
Утром стало понятно, что на сей раз последняя, самая глубокая из трех ран успешно закрылась. Нет кровотечения, нет озноба, донимавшего несколько дней кряду. Не гудит в голове кровь тяжелой, шумной и назойливой болью. Можно лежать, слушать лес и чувствовать себя здоровым.
– Не медведь попался, а настоящий абыр, – вслух пожаловался Ичивари, ощупывая шов, целый, не разошедшийся, как в прошлый раз. Уже подсохла корка, все удачно. – Не трогал его, мимо шел, берлогу обошел. И чего ему не спалось? Сам виноват.