– Дар, все разумно и правильно. Но я теперь ранва, и порой мне делается доступен какой-то иной путь разума, не принадлежащий логике, – вроде бы чуть удивляясь, вздохнул Магур. – Я осознал еще один признак людей, отринутых миром. Увы, подобным образом ощущают себя и просто больные, важно научиться отделять одно от другого. Тут я бы поверил мнению Лауры.
– Что за признак?
– Они мерзнут, Дар, – с долей презрения шевельнул плечами старый вождь. – Родство с духами и миром дает нам немало: одних делает мавиви, иным отмеряет чуть меньше, позволяя жить в свое удовольствие и не тяготиться сохранением висари ежедневно. Но все мы, настоящие махиги, не понимаем суровости мороза за перевалом. Здоровяк из новоявленного рода дуба бледен до того, что щеки его розовы, отмечены рыжими пятнышками. Он совсем особой породы, северной, вроде бы чуждой зеленому миру, но в прошлую зиму этот «дуб» потерял шерстяную рубаху и не стал искать, не нужна… А сын сестры вождя Ичивы мерз на охоте уже восемь зим назад. Я запомнил, но не придал этому значения.
– И все ранвари мерзли, а сам наставник не снимал шкуру медведя, – задумался Даргуш. – Почему, отец?
– Этот мир воистину наш дом, – улыбнулся пожилой махиг. – Лес – стены его, огонь души – лучший очаг. Те, кого более не впускают в дом, лишены и защиты стен, и тепла живого огня. Присмотрись, поищи таких. И не только среди бледных.
Магур отвернулся и заспешил вниз по ступеням. Проходя по улице мимо крыльца, хлопнул по бревнам, глянул на сына снизу вверх и чуть усмехнулся:
– Мы все обсудили с моей внучкой. Она собиралась извиниться за свою неоправданную и детскую выходку, но сегодня все так закрутилось и смешалось… Лес для тебя открыт. Можешь сбегать хоть до ручья и осмотреть переправу. Тебе ведь нужен повод, чтобы отпустить себя на свободу, вот я его и предлагаю…
Вождь вождей зашагал прочь, уже не оглядываясь. Даргуш некоторое время стоял молча, прикрыв глаза и пытаясь справиться с бурей в душе. Сын пропал, люди моря затеяли едва ли не войну. Как можно сейчас задыхаться от радости? И допустимо ли, бросив все дела и предав долг вождя, отвечающего за столицу, за весь лесной край…
Даргуш воровато огляделся, в два прыжка одолел лестницу и, больше не пытаясь сохранить степенность, побежал мимо конюшни к Черному Ельнику и оттуда, через поле – к опушке. Пальцы ветра прочесывали волосы, солнечное тепло льнуло к коже, в прохладу живой зеленой тени хотелось нырнуть, как в омут, – с головой и без рассуждений. Очнулся вождь уже над краем оврага, прячущего говорливый ручей. Вдохнул полной грудью – и вздрогнул от удивления. За спиной, рыча и хрустя ветками, несся от опушки неугомонный старший «дуб». Догнал, остановился рядом, сердито погрозил тяпкой:
– Вы что, всей семьей с ума посходили? В лес только по трое, сам велел!
– С тяпкой нас как раз трое, – невозмутимо отметил вождь, почти не пряча улыбку. – Пошли, глянем на переправу. Сам хочу все рассмотреть.
– Оно и верно, – согласился бледный. – Иногда самое то – по лесу пробежаться, тоска и развеется. Чар хороший мальчик, ума в нем много, он уж дождется нас, сколь требуется. Должен понимать, что мы не бросим.
Вождь покосился на рослого фермера и кивнул. Было немного странно сполна осознать, что этот человек с совсем бледной кожей, отмеченной кое-где рыжими пятнами, непонятными для смуглых махигов, как раз и есть настоящий махиг… «Мы не бросим», – сказал он. Ведь и правда полагает себя связанным душой с этим лесом и родным ему.
Глава 7
Новый учитель Ичивари