– Ты лучший вождь за долгие времена, именно поэтому моя дочь верит в тебя и не отчаялась даже теперь, когда Чар в беде, – заверил Магур приемного сына. – Вы зимовали сытно и спокойно, не переводя зверя в округе и даже не тревожа выстрелами лишний раз. Тебя уважают бледные и смуглые. Безобразное поведение Чара по весне вспыльчивые магиоры и люди из племени хакка, самые яростные миролюбцы во всей степи, простили ему в том числе ради тебя, это безусловно… Ты не потерял голову, когда загорелся мой дом и когда принесли весть о возможной гибели Чара. И сейчас ты все делаешь правильно. Вождям часто не хватает сил, Дар. Иногда это тоже не вредно признавать. Тебе даже полезно, хватит пытаться взваливать на плечи все беды народа леса. Позволь людям принять участие в общем деле и подставить плечо. А Чар… Он жив, и с ним все будет хорошо, я уверен. Потому что если бы желали погубить его, то погубили бы сразу. Оставив в живых, попробуют сделать нас послушными. И это тоже ошибка. – Темные глаза Магура на миг блеснули синеватым отсветом огня. – Прежде мы и мысли не имели посетить тот берег. Разве что Сидящий Бизон рычал и жаловался. Не утрать он зрение, мало ли как все сложилось бы после первой войны. Он ведь полагал Ичиву братом. А нам ли с тобой не знать, насколько миролюбие племени хакка подобно покою валуна на краю пропасти.
– Мы не умеем строить корабли, – признал со вздохом Даргуш. – Я сказал Альдо и Сагийяри сгоряча…
– Многое важное говорится сгоряча, – не стал спорить Магур. – Нам, кажется, не оставили выбора. Они тоже знают, что мы не умеем строить, что мы дикие и что нас мало. Только люди моря не предполагали, что у нас есть взрослая мавиви, оберегаемая двумя ранвами. Что осознал себя сполна Джанори, для способностей которого пока нет даже верного названия ни в одном известном нам наречии и языке. Наконец, у нас есть старый Альдо, чей отец был корабельным мастером. Бледные так и не поняли главного: нас надо просто оставить в покое. Значит, мы объясним им истину еще раз. Убедительно.
Вождь попробовал улыбнуться, глядя в действительно спокойные и темные глаза названого отца, утратившие отблеск внутреннего огня. Подумал, что сегодня уже не добавит к сделанному ничего толкового. Бранд-пажи сидят в комнате Ичивари и с прежним упорством перебирают листки подсохшей бумаги, разыскивая все записи с упоминанием слов, перечисленных в специальном списке. Мавиви спит, Джанори то ли спит, то ли бредит. Охотники проверяют след, наверняка уводящий в море… Альдо просматривает старые книги, Банвас уже набрал людей и конопатит пожарную бочку, радуясь полезному занятию и заодно удобному поводу звучно выместить накопившееся раздражение. Все при деле. И ему, Даргушу, пора заняться своей семьей, оставив ненадолго большие беды. Вождь обнял жену и унес во внутренние комнаты, успокаивать, уговаривать и выслушивать…
Утром в доме вождя первым проснулся Гимба: задолго до рассвета могучий воин хакка завозился на полу в комнате больного, порыкивая и сердито растирая затылок. Головную боль, сдавившую виски крепчайшим стальным обручем, великан счел поводом для посещения кладовой и кухни. В круглой голове магиора даже не возникла идея отлежаться или громко пожаловаться задремавшей травнице, чтобы, разбудив ее, сразу попросить о лечении…
Жена вождя спустилась из спальни отдохнувшая и даже чуть успокоившаяся: она сумела убедить себя, что Чар жив. Хозяйку дома, недоумевающую от странности происходящего, усадили за стол и обеспечили тарелкой с завтракам. Хлопотал и уговаривал не терять веру в хорошее сам Джанори. Он проснулся очень рано и, судя по его виду, пребывал в полном здравии. Угощал всех и расставлял посуду Банвас, доставивший гратио в дом вождя и теперь усердно помогающий Гимбе. Огромный хакка со всем своим несокрушимым миролюбием распоряжался на захваченной без боя кухне и не желал покидать ее.
– Забористая штука – лечение, – рокотал Гимба, нарезая мясо толстыми ломтями. – Племя чапиччави, они на самом юге живут, вы их, пожалуй, и не знаете толком… Так эти чаппичави привозят на торг лучший перец. Но даже объевшись его давно, в детстве, я так не полыхал. Всю ночь я, обливаясь потом, во сне затаптывал пожар в степи. Проснулся утомленный и голодный, совсем голодный. Я сказал себе: «Гимба, ты едва жив, срочно проверь, есть ли у махигов хоть один мешок батара. А лучше – ищи сразу мясо. Сочный большой кусок. Вот такой хотя бы…» Хозяйка, один взгляд на запасы вашей кладовой исцелил мою больную голову! В специях, подкопченное, целебнейший запах. И вид, и конечно же вкус!